Орвилл и Кэтрин решили, что в гардеробе Уилбура недостает вещей, соответствующих такому случаю, как первое выступление на публике. Он уехал, как вспоминала Кэтрин, «облаченный в рубашку Орвилла с манжетами и запонками и в его плаще». Никогда раньше он не выглядел так «шикарно».

Как он себя чувствовал – другой вопрос. Октав Шанют спросил у него в письме, не будет ли он против, если заседание общества пройдет в присутствии дам. Уилбур ответил, что это не ему решать. «Я и так буду напуган, как только может быть напуган человек в моем положении». Когда Орвилл и Кэтрин спросили его, каким будет его выступление – научным или остроумным, он ответил: «Печальным».

По приезде в Чикаго Уилбур сразу направился в трехэтажный особняк Шанюта на Гурон-стрит, чтобы отобедать с хозяином перед выступлением. Ему стало немного легче, потому что хозяин был как всегда сердечен, а его кабинет на третьем этаже оказался так забит моделями летательных аппаратов и чучелами птиц, что их невозможно было сосчитать.

Мероприятие, на котором присутствовали около 50 членов общества и их жены, началось в Монаднок-билдинг в восемь часов. В краткой вводной речи Шанют рассказал об успехах в области воздушной навигации, достигнутых «двумя джентльменами из Дейтона, Огайо», – они достаточно многообещающи, чтобы попытаться сделать то, на что не осмелился бы ни он сам, ни Отто Лилиенталь.

Речь, которую произнес Уилбур, – она была скромно озаглавлена «Некоторые эксперименты в области аэронавтики» – в последующие годы будут цитировать многократно. Сначала ее опубликовали в журнале общества, затем она была напечатана полностью или частями в журналах «Инжиниринг мэгэзин», «Сайентифик америкэн» и «Флаинг», а также в Ежегодном отчете Смитсоновского института. По словам современного специалиста по аэронавтике Библиотеки Конгресса, речь стала «Книгой Бытия аэронавтики XX века».

Это был настоящий Уилбур, прямой и открытый. Самым важным для достижения успеха в области летательных аппаратов, начал он, является способность парить на ветру, сохранять устойчивость и держать направление в воздухе. Чтобы объяснить, как парит в воздухе птица, нужно будет потратить весь вечер, сказал он. Вместо этого он взял листок бумаги и, держа его параллельно полу, отпустил. Листок не стал «падать на пол, как положено благоразумному листку бумаги, нет, упрямо нарушая все известные правила приличия, он вращается и мечется туда-сюда, подобно нетренированной лошади». Этой «лошадью», сказал Уилбур, люди должны научиться управлять, чтобы летать. И для этого есть два пути:

Если кому-то нужна полная безопасность, продолжал Уилбур, он может спокойно сидеть на заборе и наблюдать за птицами, «но если вы действительно хотите учиться, то должны забраться в аппарат и познакомиться с его трюками в реальном полете».

Он отдал должное деятельности как Лилиенталя, так и Шанюта. «Лилиенталь не только размышлял, он действовал… Он доказал осуществимость настоящей практики полетов в воздухе, без которой успех невозможен». Признав, что Лилиенталь в течение в общей сложности пяти лет потратил на реальные полеты (планирование) не более пяти часов, Уилбур сказал, что чудо заключается не в том, что он сделал так мало, а в том, что он добился так многого. Что будет, если велосипедист попытается проехать по людной улице после всего лишь пятичасовой практики, разбитой на отрезки по 10 секунд в течение пяти лет?

Он похвалил разработанный Шанютом биплан как «великий конструкторский успех» и рассказал, как он и Орвилл построили собственный планер-биплан и испытали его на Внешних отмелях при ветре скоростью до 43,5 километра в час.

Большая часть опубликованной в журналах версии была насыщена технической терминологией, математическими уравнениями и диаграммами кривизны крыла. («Не бойтесь сделать выступление слишком техническим», – призывал Уилбура Шанют.) Неизвестно, насколько критически Уилбур высказывался о ненадежных данных, собранных Лилиенталем и Шанютом, обращаясь к слушателям в Чикаго, поскольку речь не стенографировалась. Однако в печатной версии он воздержался от этого, в значительной степени из уважения к Шанюту. Что касается таблиц Лилиенталя, то он ограничился тем, что сказал: Лилиенталь мог «немного ошибаться».

Если Шанют и был не согласен с тем, что сказал Уилбур, или его это задело, то он никак не выдал своих чувств. В письме, написанном Шанютом после вычитки речи перед публикацией, он назвал ее «чертовски хорошей статьей, которую будут широко цитировать».

Уилбур вернулся в Дейтон из Чикаго еще более признательный Шанюту за дружбу и советы – и их переписка стала еще интенсивнее. В течение следующих трех месяцев, до конца года, Уилбур писал Шанюту более 12 раз, или в среднем раз в неделю. Некоторые письма были на семи или даже девяти страницах, и Шанют неизменно отвечал на них без задержки.

Между тем статья Саймона Ньюкомба, известного астронома и профессора Университета Джонса Хопкинса, в сентябрьском номере популярного журнала «Макклюрз мэгэзин» развенчивала мечту о полетах, называя ее не более чем мифом. Даже если такую машину построят, задавался вопросом Ньюкомб, для чего ее можно будет использовать? «Первый аппарат, который сможет летать, будет таким крохотным, что никого тяжелее насекомого на него не посадишь».

Из-за пошатнувшейся веры в расчеты Лилиенталя и Шанюта осенью 1901 года братья приступили к самостоятельному «взлому шифров» аэронавтики. Это было смелое решение и критически важный переломный момент.

Делом первостепенной важности было найти способ точных измерений «подъемной силы» и «сопротивления» поверхности крыла, и изобретательность и терпение, с которыми они подошли к своим экспериментам, были беспрецедентными. В течение трех месяцев, работая в одном из помещений на втором этаже веломастерской, они сконцентрировались на изысканиях в этой области и получили ошеломляющие результаты.

Братья разработали и построили малогабаритную аэродинамическую трубу – деревянную коробку длиной 1,8 метра и площадью поперечного сечения 103 квадратных сантиметра. Один ее конец был открыт, в другом Райты установили вентилятор. В мастерской не было электричества, поэтому он приводился в действие очень шумным бензиновым мотором. Коробка стояла на четырех ножках высотой примерно по пояс.

Хотя английский экспериментатор Фрэнсис Уэнем использовал аэродинамическую трубу еще в 1870-х годах, а после него ее конструировали и другие ученые, включая Хайрема Максима, их эксперименты не шли ни в какое сравнение с экспериментами братьев, которые действовали на свой страх и риск и шли своим путем.