Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Более всего я сожалею о том, – писал Уилбур отцу, – что напряжение и беспокойство, которое Вы испытывали в течение прошедших 15 лет, никуда не делись… Напротив, создается впечатление, что борьба только усиливается». Уилбур также не сомневался в том, что борьбу надо продолжать.
«Проблема того, что официальные представители будут грабить церковь, а попечители станут сознательно вводить всех в заблуждение, опасаясь, что в противном случае уменьшатся денежные сборы, должна быть решена раз и навсегда. В конечном итоге обман не принесет никаких финансовых выгод. Обманывать людей, предоставляя лживые отчеты, – это еще более нечестно, чем воровство Кейтера, и поскольку речь идет об интересах церкви, то наказание будет строже».
В середине марта Уилбур отправился на поезде в Хантингтон, штат Индиана, чтобы провести дополнительную проверку бухгалтерских книг издательства, и, вернувшись домой через два дня, сообщил отцу, что в бухгалтерских книгах и документах Кейтера «много фальсификаций».
Получив мощную поддержку со стороны Уилбура, епископ решил сделать кое-что самостоятельно. Они с Уилбуром провели целый день за подготовкой «разоблачений растрат, сделанных Кейтером», как записал епископ в своем дневнике, а на следующий день Орвилл закончил печатать окончательный вариант.
Не дожидаясь одобрения своей церкви, епископ обвинил Кейтера в преступлении. Последний предстал перед судом, но не был осужден. Церковь выступила против епископа, поскольку он «перегнул палку». Старые друзья, говорил он Кэтрин, за спиной называют его «эготистом». А в мае Миллард Кейтер официально подал на епископа в суд, обвинив того в клевете.
Уилбур описывал сложившуюся ситуацию как «абсолютно невероятную, необъяснимую и неслыханную». Он не прекратил изучать бухгалтерские книги Кейтера и «находил новые примеры его воровства каждые несколько дней». Из-за усталости и постоянной тревоги епископ начал испытывать проблемы со сном.
Обвинения и контробвинения продолжали поступать и летом. Наконец, 15 августа Уилбур издал воззвание в защиту отца:
«Когда мой отец и я сам начали внимательно знакомиться с обвинениями [против епископа], то сразу увидели, что все дело является обычным обманом. Обвинения были несущественными, если не сказать смехотворными…
Несмотря на то, что мистер Кейтер и его сторонники возражают против расследований и судов, они видят некие преимущества в возбуждении так называемого судебного преследования епископа Райта…
Возбуждение даже надуманного дела создает возможность возникновения слухов о том, что репутация самого епископа Райта подмочена».
В тот же день в письме к отцу, который опять находился в пути, Уилбур написал, что «дела идут прекрасно» и волноваться нет необходимости. Кэтрин также поддержала отца, написав в своем письме: Уилбур и Орвилл настолько убеждены в том, что все обойдется, что ведут разговоры об отъезде в Китти Хок на следующей неделе, и она думает, что они на какое-то время уедут. «Уилл очень похудел и нервничает, как и Орв. Они поправятся, оказавшись среди прибрежных дюн, там, где дует соленый ветер. Они считают, что жизнь в Китти Хок исцеляет все болезни».
К концу августа братья почти завершили постройку своего нового планера – оставалось лишь сшить куски белого полотна торговой марки «Гордость Запада» и натянуть его на остов крыльев. Они привезли парусину на задний двор дома номер 7 по Хоторн-стрит, что вызвало сплетни и пересуды среди соседей. «Ребята просто собираются в поход, поэтому шьют себе палатки, – говорил один сосед. – Люди рассказывают, что они пытаются летать. Я не верю, что Райты настолько глупы».
«Уилл часами крутит швейную машинку, – писала Кэтрин, – пока Орв, сидя на корточках, отмечает точки для сшивания».
26 августа, запаковав и подготовив для транспортировки все необходимое для аппарата № 3, братья отправились в свою третью экспедицию в Китти Хок, предоставив Кэтрин и Чарли Тэйлору вести дела в велосипедном магазине.
Она было особенно рада тому, что Уилбур уезжает – для него это будет лучше всего, сообщала Кэтрин отцу. «Он очень расстроен. Когда что-то занимает его, он постоянно думает только об этом».
Кэтрин хотела также, чтобы отец знал, что она борется вместе с ним точно так же, как ее братья: «Мы не прекратим бороться до тех пор, папа, пока не выведем этих мошенников на чистую воду».
Вскоре у нее появилось еще одно поле для борьбы. Чарли Тэйлор, сообщала она братьям, «надоедает ей так, что у нее нет слов». Он претендовал на то, чтобы знать все обо всем. «Мне претит зависеть от наемного работника». Слава богу, начался учебный год, возобновились занятия в ее классах, и она зарабатывала теперь неслыханную сумму – 25 долларов в неделю.
В конце концов ситуация все же изменится в пользу епископа. Два года спустя, в 1904 году, на церковной конференции в городе Гранд-Рапидс, штат Мичиган, он будет полностью реабилитирован большинством в две трети голосов. В письме племяннице через несколько лет епископ написал о Милларде Кейтере: «Его бывшие друзья убедились в его подлом характере, и он уехал в Теннесси спекулировать лесными участками».
Но несколько лет волнений и разочарований, связанных с защитой чести епископа, и потраченные на это многие часы сделали семью Райт сплоченной как никогда.
III.
В своем первом письме, отправленном Кэтрин после приезда в Китти Хок, Орвилл написал, что ей следует привыкнуть к некоторым особенностям поведения Чарли Тэйлора. Далее он сообщил, что погода стоит хорошая и они с Уилбуром собирают машину и почти готовы к началу испытаний. Он полагает, продолжил Орвилл, что к тому времени, когда письмо дойдет, она уже вернется в школу, и потому просит ее прислать список своих «жертв». «Хочется узнать, кто еще, кроме нас, будет получать от тебя нагоняи».
Ко второй неделе сентября письма из Китти Хок стали длиннее. Оба брата тратили немало времени на то, чтобы сообщать сестре новости, которые ее так интересовали: о том, что проблем с москитами больше нет и что они украсили свое жилище на холмах Килл-Девил-Хиллз такими «королевскими роскошествами», как белая клеенка на обеденном столе и мешковина, которой они обтянули стулья. Кэтрин особенно нравились письма Орвилла, свидетельствовавшие о том, что он не лишен писательского дара. По ним было видно, как сильно ему хотелось, чтобы его «сестричка» не чувствовала себя брошенной.
Больше всего удовольствия ей доставил рассказ Орвилла о захватывающей погоне за необычайно сообразительной мышью, которая шныряла по кухне. Эта погоня оказалась единственным волнующим событием того периода.
«Прошлым вечером, решив прогуляться по кровати Уилла, мышь столкнулась с весьма теплым приемом, – так начал свой рассказ Орвилл. – Она здорово запуталась… в одеяле, но в конце концов выбралась и убежала.