Уже после сливок с малиной и жареными овсяными хлопьями – какой-то, видимо, шотландский и потому слегка странный десерт – мы в самом деле сели за бридж. Кто с кем будет в паре, разыгрывали в карты, и мне, к несчастью, достался Мюллер. Мы наголову разбили противников еще и потому, что они начали ругаться, точно в детстве, виня друг друга в неудачах. Риченда представала не в самом выгодном свете.

Когда игра закончилась, брат с сестрой принялись дотошно объяснять друг другу, как кто должен был ходить и вообще лучше играть. Мюллер отвел меня в сторонку.

– Может, оставим их? – предложил он. – У меня нет ни братьев, ни сестер, но я часто замечал, как отчаянно они могут спорить, а потом в следующий миг снова быть лучшими друзьями.

– Лучше в самом деле нам уйти, – поддержала я. – Наверное, пойду к себе, почитаю – я очень устала.

– Вы необычайно умная девушка, – сказал Мюллер. – Сейчас многие молодые женщины думают только о моде и танцах.

– Может, я буду читать модный журнал.

– Сомневаюсь. – Мюллер легонько похлопал меня по руке. – Там такой чудесный вечер и на удивление ясно, но еще не слишком холодно. Не окажете мне честь? Пойдемте, прогуляемся по саду.

Его просьба удивила меня, и, видимо, он все понял по моему лицу.

– Только там нас никто не подслушает. Обещаю вести себя как джентльмен, – заверил Мюллер.

– Я другого от вас и не жду, – быстро ответила я, хотя испугалась как раз, что само предложение уже было не свойственно джентльмену.

– Моя дорогая Эфимия, – понизив голос, начал Мюллер. – Поверьте, если бы я собирался предложить что-то неподобающее, то снаружи был бы солнечный полдень, ну или по крайней мере теплый летний вечер. Хотя солнце вот-вот сядет, а закаты здесь бывают поразительные. – Тут он хихикнул. – Как нехорошо с моей стороны вас дразнить. Даю вам слово, что хочу только поговорить. Вы согласны?

Я не представляла, как в данной ситуации можно было отказаться. Матушка наверняка бы смогла выпутаться из этой ситуации, но с тех пор, как я покинула родной дом, мой опыт общения был в основном со слугами, да и не годилась я Мюллеру в пары.

Мы выскользнули из комнаты незамеченными: теперь Бертрам с Ричендой, похоже, выясняли, кому принадлежал давно почивший питомец.

– Им скучать без нас не придется, – шепнул Мюллер. Он не стал звать слуг, а сам помог мне надеть накидку и вывел в сад через боковую дверь, которую я раньше не замечала.

Сгущались сумерки. В воздухе стоял тяжелый аромат роз. Мюллер провел меня по тропинке, и вдруг неожиданно прямо перед нами оказалось огромное оранжевое солнце, опускающееся все ниже, за линию деревьев. Небо ослепительно сияло розовым, пурпурным и золотым.

– Как прекрасно, – вырвалось у меня.

– В самом деле, – согласился Мюллер. – Вот почему я так упорно работаю – чтобы возвращаться домой и видеть эту красоту.

– Вы построили очень милое поместье.

– Оно и функции свои выполняет неплохо, – согласился Мюллер. – Простите, если покажусь самодовольным, но, в отличие от Стэплфордов и Типтонов этого мира, никаких преимуществ у меня не было.

– Вы же учились в одной школе.

Мюллер кивнул.

– Это благодаря наследству моего крестного. Но образование – это все, что у меня было.

– Сразу видно, что оно сослужило вам хорошую службу.

– Если быть откровенным, дело не только в том, чему я научился, но и в том, каких людей я встретил в школе, – медленно произнес Мюллер. – Я всего добился сам. Наверное, поэтому я так восхищен вами. Сначала вы были горничной, и вот уже компаньонка хозяйки дома.

Я бросила на него вопросительный взгляд. Риченда еще не была здесь хозяйкой. Мюллер не отводил глаз от закатного солнца. Красивый профиль. Бороды он не носил; после нашего поцелуя с Рори мне пришло в голову, что целовать мужчину с бородой может быть не очень приятно. Особенно если он не ухаживает за ней и не содержит в чистоте. Один привкус вчерашнего супа – и романтический момент испорчен. Не говоря уж о том, что борода еще и колется.

– Моя матушка к вам очень привязалась, – нарушил тишину Мюллер. – Она предлагала мне несколько вариантов. – Тут он обернулся ко мне: – Она с вами говорила?

– Только о подготовке к балу.

Мюллер кивнул, пробормотав что-то вроде согласия.

– Она сказала, вы чрезвычайно умело управлялись с приглашениями и даже планами рассадки гостей. И вы знаете правила этикета лучше ее, – он криво улыбнулся. – Вы даже не представляете, чего ей стоило подобное признание!

– Я же не поставила ее в неловкое положение? – ужаснувшись, спросила я. Никакой другой причины для этой тайной беседы в саду мне в голову не приходило. – Она всегда была неимоверно добра и приветлива со мной, и мне было бы страшно жаль…

Мюллер вновь обернулся и невесомо коснулся моего плеча.

– Эфимия, в ее глазах вы не можете совершить ничего плохого, и, боюсь, это становится проблемой.

– Я не понимаю.

– Конечно нет, – мягко откликнулся он. – Ни секунды не сомневался. Но, боюсь, в какой-то момент завуалированные намеки матушки станут яснее. Она порой… э-э-э, действует напрямик, – помедлив, со вздохом продолжил он. – Моя матушка, должен подчеркнуть, не я, намеревается приобрести в вашем лице безупречную невестку.

Я отвела взгляд, любуясь сияющим солнцем, мысленно поблагодарив его за столь неспешное движение.

– Понимаю, – наконец выдавила я.

– Поверьте, я ни в коей мере не считаю, что это вы подали ей идею, – быстро добавил Мюллер. – И уверен, что в этой ситуации вы совершенно ни при чем.

– Безусловно, я никогда не стремилась…

– Да к черту это все, Эфимия! – резко оборвал меня Мюллер. – Если бы не другие обстоятельства, я бы с радостью ухватился за ее предложение.

– Я служанка, – тихо напомнила я.

– А мне наплевать! – взорвался Мюллер. Отойдя на пару шагов от меня, он замер, будто собираясь с мыслями, и только потом вернулся. – Прошу меня простить за грубое выражение.

– Я и хуже слышала.

– А не должны были бы, – мрачно ответил Мюллер. – Ричард Стэплфорд просто скотина.

Я кивнула, чувствуя себя крайне неуютно.

– Мои родители мечтали построить это поместье. Они, как вы знаете, жили в Германии, когда я был младше. Мой отец был немцем, а матушка, несмотря на свое совершенно английское имя, немка наполовину. Им было важно сделать из меня английского джентльмена.

– Почему?

– Знаете, – хмыкнул Мюллер, – я и сам не до конца уверен. Для них это было делом всей жизни, меня так воспитали, и меня все устраивает. Но, как я говорил, никакого семейного наследства у нас никогда не было. Я руководитель банка и, как и многие другие, сумел благодаря этому обеспечить себе неплохой доход.