Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме участников заговора, в Сарае никто не подозревал о приближении войска Карач-мурзы, потому что все городские ворота охранялись воинами тех туменов, начальники которых передались Тулюбек-ханум. Они задерживали всех, кто подъезжал с этой стороны и мог бы доставить Хаджи-Черкесу какие-нибудь тревожные известия.
На последнем переходе Карач-мурза с двумя десятками всадников выехал вперед, поздно вечером приблизился к Сараю и сам удостоверился в том, что Хаджи-Черкес не ожидает нападения и что все обстоит именно так, как ему доносили. Затем он встретился с подкупленными темниками, и они вместе выработали план захвата города.
Вскоре после полуночи, когда уставшие от трехсуточного грабежа и пьянства воины Хаджи-Черкеса уже храпели возле затухающих костров, степь вокруг окутанной сном и мраком столицы великих ханов пришла в движение: два спешенных тумена неслышно оцепили город вдоль окружавшего его земляного вала, с тем чтобы не выпустить из Сарая ни одной живой души; за каждыми из городских ворот, на расстоянии полуверсты от них, было поставлено по нескольку тысяч конницы с приказом ожидать условленного сигнала, по которому всем надлежало ворваться в город и приступить к его захвату со всех сторон одновременно, поднимая при этом как можно больше шуму.
Когда все находились на своих местах и каждый знал, что надо делать, через главные ворота въехал впереди своего тумена сам Карач-мурза и направился прямо к ханскому дворцу.
Длинная колонна всадников, шагом двигавшаяся во мраке и растекавшаяся по улицам, чтобы выйти на дворцовую площадь с разных сторон, не вызывала никаких подозрений у тех немногочисленных горожан и воинов, которые в этот поздний час почему-либо не спали. Полупьяные воины полагали, что это просто какое-то передвижение охраняющих город отрядов, о котором знает начальство; обыватели, напуганные трехдневными бесчинствами, при проходе свежей, еще не приобщившейся к грабежу воинской части менее всего склонны были поднимать шум и привлекать к себе внимание.
Лишь в одном месте произошла короткая заминка: уже недалеко от дворца голова тумена вышла на перекресток улиц, освещенный ярко горевшим костром, возле которого, кроме нескольких спавших воинов, оказалось и трое бодрствующих. Один из них, по-видимому десятник, увидев выезжающий из темноты отряд, заподозрил неладное. Он быстро вскочил на ноги и что-то крикнул своим товарищам. Но в ту же секунду шею его захлестнула петля аркана, а две минуты спустя около затоптанного костра остался лишь десяток трупов, и колонна спокойно продолжала свое движение.
Наконец улица расширилась и вывела всадников на мощенную деревянными торцами площадь, по другую сторону которой высилась громада Алтын-Таша. Края огромной площади тонули во мраке, но возле главного входа во дворец пылал большой костер, при свете которого были хорошо видны десятка три тургаудов, охраняющих дверной портал и ведущую к нему низкую, но очень широкую мраморную лестницу; по бокам этой лестницы, так же как и на башнях дворцовой стены, горели вставленные в железные скобы факелы, красноватым пламенем освещающие фасад дворца.
Все это раздосадовало Карач-мурзу, понявшего, что Алтын-Таш не удастся захватить врасплох. Впрочем, кто знает? Может быть, Улу-Кериму удалось подкупить часть стражи и стоящие на лестнице тургауды не окажут сопротивления? Чтобы выяснить это, он приказал головной полусотне следовать за собой, а всем остальным оставаться пока под прикрытием ночной тьмы.
При виде небольшого отряда, мирно выезжающего на освещенную часть площади, никто из дворцовой стражи вначале не обеспокоился. В ту пору ни один уважающий себя представитель татарской знати не выезжал из дому без свиты в несколько десятков нукеров, и это мог быть любой улусный хан или темник, явившийся из степи приветствовать нового повелителя Орды и изъявить ему свою покорность. Но все же, когда неизвестные всадники приблизились ко дворцу шагов на тридцать, старший из тургаудов поднял руку и громко приказал им остановиться.
Карач-мурза, ехавший первым, не обращая внимания на этот окрик, продолжал спокойно двигаться вперед, а за ним и все остальные. Тогда старший тургауд подал короткую команду — тишину ночи тотчас расколол медный звук гонга, и все караульные, мгновенно сбежав с лестницы, выстроились перед нею в одну линию, ощерившуюся стальными жалами копий.
Почти одновременно распахнулись двери главного входа, и наверху появился начальник дворцовой стражи. Окинув взором происходящее, он в свою очередь повелительным голосом крикнул приближавшимся всадникам, чтобы они остановились. На этот раз Карач-мурза повиновался и придержал своего коня. Между ним и вышедшим вперед начальником стражи было теперь расстояние шагов в десять — двенадцать.
— Кто такие и почему лезете сюда ночью?
— Я Карач-мурза-оглан и со мною мои нукеры, — последовал спокойный ответ. — А почему приехал ночью, о том скажу самому хану Хаджи-Черкесу, которого желаю сейчас же видеть!
— Я вижу, что тебе надоело таскать на плечах свою глупую голову! — крикнул вельможа, возмущенный такой неслыханной дерзостью. — Но ты избавишься от нее только утром: ужели ты мог подумать, что ради тебя я стану среди ночи будить великого хана, да ниспошлет ему Аллах сладкие сны?
— Никто тебя не просит его будить. Я сам это сделаю!
— Бисмаллах! Ты разбудишь великого хана?!
— Разбужу. И если тебе посчастливится дожить до утра, то ты увидишь, что он совсем не такой великий, как тебе кажется.
— Измена! — крикнул начальник стражи и, вырвав копье из рук ближайшего тургауда, с силою запустил его в Карач-мурзу.
— Вперед! — скомандовал последний, увернувшись от копья и выхватывая саблю. — Пустить огни!
В ту же минуту, разбрызгивая вокруг огненные искры, в черное небо взвились три стрелы с подвязанными к ним пучками просмоленной и подожженной пакли. Это было сигналом к началу общего приступа. Очень скоро отовсюду, с окраин, уже послышались дикие крики, приближающиеся к центру города: при подобных налетах ордынцы всегда старались этими устрашающими воплями поколебать стойкость противника.
На дворцовой лестнице шла между тем жаркая схватка. На подмогу находившимся снаружи тургаудам выбежало из дворца еще с полсотни других, но значительная их часть сейчас же полегла под градом стрел, сыпавшихся из темноты на хорошо освещенную лестницу. Снизу на нее яростно наседала спешившаяся полусотня Карач-мурзы, действуя копьями и саблями.
— Отходить внутрь! — крикнул своим начальник стражи, видя, что вся площадь быстро заполняется всадниками, которые окружают дворец.
Уцелевшие тургауды под прикрытием небольшого заслона бросились к дверям, в которых началась толкотня и давка. Когда все протиснулись внутрь, Карач-мурза находился уже в нескольких шагах от двери. Снаружи теперь оставалось не больше десятка сдерживающих натиск воинов. Решив, очевидно, пожертвовать ими, начальник, пятясь задом, собирался тоже шагнуть в узкий проем между закрывающимися створками дверей, когда к нему подскочил Карач-мурза.