М о ж а р. Ноги устали.

Д ю к и ч. Уже недолго осталось. И если все держатся стойко — держись и ты.

Можар с трудом приподнимается, неохотно забирается на стол.

Б о д а к и. Ребята, давайте перед выступлением раскинем умом. Я хочу знать все до мельчайших подробностей, даже то, где в этом проклятом лагере ползают вши — где самцы и где самки.

П е т р а н е к. Повторяю, у западных ворот безопасно.

А л м е р и. В таком случае, полагаю, все ясно. Бодаки, ты отвечаешь за танки. Два крупнокалиберных пулемета возьмут на прицел дзоты, а ручные пулеметы — сторожевые вышки. Я со своим взводом буду атаковать со стороны центральной улицы и продвигаться под прикрытием домов, пока не выйдем из села. Второй взвод ворвется в лагерь со стороны виноградника и помешает разъяренным нацистам расправиться с заключенными.

Ш а й б а н. Неплохо придумано. Передислокация лагеря начнется в полдень. Надо напасть на них сразу же после отдачи приказа о формировании транспорта: именно в те несколько минут, пока заключенные еще находятся в бараках, а большая часть охраны уже покинула свои посты.

Б о д а к и. Стало быть, в нашем распоряжении еще добрых три четверти часа.

А л м е р и. Я, пожалуй, успею сбегать в село, наведаться к жене.

Ш а й б а н. Она в надежном месте. А здесь не миновать беды, если танки попытаются взобраться сюда.

М о ж а р. Очевидно, эсэсовцы еще не хватились, что в отаре недостает одного барана.

Д ю к и ч. Получится блестящая операция! О ней еще будут говорить!

Б о д а к и. Этот фантазер снова витает в облаках. А если после неудачной атаки придется удирать и лагерная охрана продырявит твою задницу?

Явление второе

Р е д е ц к и (приносит Холло воду и бумажный пакетик). Питьевая сода, ничего другого не смог достать.

Х о л л о (высыпает в рот соду, запивает водой). К сожалению, через полчаса все начнется сначала. Мне бы молока попить. Много молока.

Р е д е ц к и. Авось, когда спустимся вниз в село, — там попьешь.

А л м е р и. Где фельдфебель?

Б о д а к и. Ушел к своему взводу.

Ш а й б а н (медленно подходит к столу). Где-то должна быть третья сторожевая вышка.

П е т р а н е к. Где?

Ш а й б а н. Вам лучше знать.

Х о л л о. Есть только две, господин капитан: одна на севере, другая на востоке.

Р е д е ц к и  выходит.

Ш а й б а н. Те двое — Шоваго и Рожаш — лежат по ту сторону ручья. Попасть в них было невозможно ни с первой, ни со второй вышки. Ручей протекает в лощинке за лагерем в юго-западном направлении.

Холло осторожно встает.

А л м е р и. Возможно, по ним стреляли не с вышки.

Ш а й б а н. С земли тем паче невозможно было их сразить. Высота берега метра полтора, а то и больше. Открыв огонь из-за насыпи, Рожаш и Шоваго находились в надежном укрытии, как в окопе.

П е т р а н е к. Нас никогда не подпускали близко к проволочному заграждению. Там проходят электропровод и толстый телефонный кабель.

А л м е р и. Непонятно. Можар, бинокль! (Протянув руку за «биноклем» приставляет его к глазам.)

Ш а й б а н. Послушай-ка, попытайся точно вспомнить! Сторожевая вышка не булавочная головка! Пройди мысленно вдоль южного заграждения.

П е т р а н е к. Там одни деревья, больше ничего.

Х о л л о. Да, деревья!

А л м е р и. Так где же та проклятая вышка?

Х о л л о. Среди тополей, она замаскирована и походит на птичье гнездо. Наверно, это и есть третья.

А л м е р и. Но где?

Х о л л о. Поищите где-то посередке заграждения: два или три дерева стоят кучно, их кроны, соприкасаясь, образуют как бы куст, там они соорудили вышку.

А л м е р и. Вот откуда нас перебили бы всех до единого!

Б о д а к и. Я же говорил, пораскинь умом!

А л м е р и (Шайбану). Было бы лучше, если б ты сам лично повел нас.

Ш а й б а н. Нет, Отто, самое большее — я могу посоветовать.

А л м е р и. Означает ли это, что ты не согласен с задуманной вылазкой?

Ш а й б а н. В принципе — согласен. Одобряю и цель, потому что считаю ее гуманной, хотя о заключенных не располагаю подробными данными.

Х о л л о. Заключенные — люди, господин капитан, разве этого недостаточно?

Ш а й б а н. Те, кто их караулит, — тоже люди.

П е т р а н е к. Уж не хотите ли вы поставить на одну доску убийцу и его жертву?

Ш а й б а н. Нет. Но творить суд и расправу — не мое дело. Зато я вправе спросить: на каком основании мы подвергаем риску жизни уцелевших бойцов роты?

А л м е р и. А если нацисты захотят угнать нас за границу?

Ш а й б а н. Нам поневоле придется подчиниться принуждению.

А л м е р и. В моральном отношении наш поступок тоже принуждение — веление совести.

Ш а й б а н. Пока я солдат, я признаю только вынужденные действия, вызываемые военной обстановкой. Угрызение совести во время войны — роскошь, позволительная только для штатских. Сколько лагерей мы видели в ходе отступления? Сколько ты видел узников, гонимых на запад, которые падали в изнеможении и их тут же приканчивали конвоиры? Почему ты тогда не ратовал за справедливость?

А л м е р и. Теперь сила на нашей стороне. Валить ответственность не на кого.

Д ю к и ч. Если мы все-таки осуществим задуманное, мы исполним свой моральный долг. А станем вести себя как трусливые мерзавцы — так же гнусно и погибнем.

Б о д а к и. Мы что, будем раздумывать да разглагольствовать до тех пор, пока немцы не заберутся на гору?

Ш а й б а н. Сидел бы ты лучше, поджав хвост, да не палил зря!

Б о д а к и. Не меня одного унизили. Всех нас. И прежде всего вас, господин капитан!

Д ю к и ч. Вот теперь-то рота станет по-настоящему спаянной, раз приказ о наступлении согласуется с чувством справедливости у солдат.

Ш а й б а н. Приказа не будет!

Явление третье

Медленно подходит  В о н ь о  со свертком под мышкой, в руках у него по кружке.

Д ю к и ч. Не оставляйте нас одних в последний день! Солдаты действуют более уверенно, когда чувствуют над собой командира, к которому они привыкли.

Ш а й б а н. Какие же вы недалекие! Дисциплина, спаивавшая роту, развалилась, как бочка без обруча. Это я прежде всего замечаю по вас. Кто бы еще вчера осмелился перечить мне — старшему командиру? Неужели вам непонятно? С того момента, как люди поняли, что у них есть шанс выжить, они желают лишь одного — жить, и ничего другого.

Д ю к и ч. Если им разъяснить, о чем идет речь…

Ш а й б а н. Вы хотите втемяшить им в головы свои идеи? За полчаса?

Д ю к и ч. Нынче утром вы имели смелость сказать «нет». Но иногда необходимо сказать и «да»! То, что мы ничего не доводим до конца, может иметь пагубные последствия. Не доводим начатое до конца, начинаем торговаться по любому вопросу, на который следовало бы дать быстрый и недвусмысленный ответ. Эта проклятая нерешительность, нарочитая медлительность во всем — наш бич. Из-за этого сорвалась попытка заключить перемирие, из-за этого страна оказалась на краю пропасти!

Ш а й б а н (поражен). Может быть… Но истина в том, что игра, в которой мы участвуем, давно проиграна. Что бы мы ни предпринимали в последнюю минуту, нам не изменить неизбежного конца. Воньо, ты остался солдатом, ты