Испанцы называли правителя-мешика «императором». Несмотря на некоторое критическое отношение к употреблению именно этого термина, он сохранился до нашего времени. Этот термин имел смысл, поскольку правитель Мексики властвовал над множеством других монархов, которых обычно называли «королями». Посему его положение можно было сравнить с положением императора Священной Римской империи и его подданными – электорами и герцогами Германии. Но дословный перевод слова, которым древние мексиканцы называли императора, уэйтлатоани, означал «главный оратор». Подвластными землями правили тлатоани – «те, кто хорошо говорит». Эти слова напоминают нам о том, что от правителей Мексики, в первую очередь, требовалось умение хорошо говорить. В фундаментальной работе по антропологии, известной как «Флорентийский кодекс», составленной неутомимым францисканцем Бернардино де Саагуном в середине XVI века, есть множество примеров ораторского искусства, которое демонстрировал император или другие правители при мексиканском дворе.

Науатль, язык мешика, был языком богатым, и в свой золотой век он использовался не только для высокопарных проповедей, но и для трогательной поэзии, которая в переводе похожа на французские стихи XV века или же испанские им подражания – как, например, стихи Хорхе Манрике: полные печали о том, что красота умирает, что молодость проходит, что воины слабеют. Например:

Сравните со стихами Хорхе Манрике:

Подобное сходство, естественно, вызывает предположения, что те ученые мужи, которые пытались записать поэзию мешика, просто находились под влиянием европейской поэзии. Возможно и так – однако мешика в самом деле чувствовали так же, как их современники с другой стороны Атлантики. В конце концов, многое в политике и экономике мешика напоминало конкистадорам то, что они уже видели или представляли. Например, Мексиканская империя опиралась на армии, предки которых захватили ныне подчиненные империи города. Под угрозой насилия данники были вынуждены два раза в год доставлять дань своим повелителям. Данникам не нравилось такое положение – и конкистадорам это оказалось на руку. Однако до прибытия испанцев мешика регулярно получали огромные богатства. Лучший анализ их системы податей можно увидеть в Кодексе Мендосы, составленном примерно в 1540 году для первого испанского наместника в Мексике, Антонио де Мендосы, сына графа Тендильи, который был первым губернатором Гранады после ее завоевания.

В этом кодексе перечисляется большинство вещей, необходимых Теночтитлану: ткань для платьев и одежды – сырье для которой нельзя было вырастить в Мексиканской долине, но которую там ткали (преимущественно женщины) особо искусным образом; перья для церемониальных украшений; тропические культуры; в огромном количестве маис, являвшийся основным продуктом, – хотя возле столицы были поля, на которых он произрастал, но его все равно не хватало. Другими мексиканскими товарами, отправляемыми в столицу, были шоколад, который вскоре стал чудесным открытием для европейцев; кошениль (красный краситель, также широко используемый в Европе); томаты, ставшие великолепным дополнением к меню Старого Света; индейка, названная так англичанами, поскольку слово это казалось экзотичным, несмотря на то что оно пришло с запада, а не с востока{1656}. Европейцы в Средневековье не привыкли к такой масштабной дани – но она была сравнима с тем, что практиковалось в восточных деспотиях, как, например, у монголов или татар, и некоторым испанским конкистадорам об этом было известно.

Императоров в Мексике избирали из небольшой группы знатных людей, принадлежавших к одной семье. Это было похоже на шотландскую систему наследования до Макбета, так называемый «закон выборной системы наследования». Некоторые сравнивают смену императоров на престоле с современной преемственностью президентов Мексики в пределах одной «революционной семьи» – Институционно-Революционной партии.

Император, как и современный президент Мексики (впрочем, не стоит так долго задерживать внимание на столь удачном анахронизме), был деспотом. Однако его власть ограничивалась некоторым количеством тщательно разработанных законов или правил, которые связывали всех остальных. Он также был текущим олицетворением цивилизации, в которой религия играла ведущую роль.

В Мексике существовала социальная система, вовсе не чуждая конкистадорам. Здесь была каста вельмож, связанных с императором, которые первые несколько поколений до 1500-х годов купались в неописуемой роскоши – благодаря системе податей. Существовала каста ремесленников, работников по камню или с краской – возможно, наследственная, как и в Древнем Египте. Были земледельцы, которых каждый год все чаще привлекали к выполнению некоторых общественных работ в городе и которые к тому же выращивали маис на своих участках. Были рабочие – возможно, некий эквивалент прислуги. Наконец, были настоящие рабы – мужчины и женщины, они либо были захвачены во время войны, либо стали рабами, совершив какое-то преступление. Жрецы и военачальники также были отдельной кастой. Но все свободные мешика, не являвшиеся ни рабами, ни слугами, должны были идти на войну, когда император посчитает нужным.

Мешика не являлись единственными властителями Месоамерики. Недалеко от них, на востоке, находилась небольшая, еще не завоеванная ими территория Тласкалы, которую к началу XVI века мешика окружили, но пока Тлаcкала оставалась независимой. Общество, проживавшее там, было бледной копией строя его могущественного соседа, и свобода тласкаланцев сильно ограничивалась их соседством с мешика. На севере находилась монархия тарасков – это имя дали им испанцы. Они обосновались в месте, ныне известном как Мичоакан, и перед их копьями с медными наконечниками мешика бежали в 1470 году. Далеко на юго-востоке жили майя, которые ранее были самым развитым обществом, но в XVI веке, как упоминалось ранее, превратились лишь в тень своего великого прошлого. Мешика торговали с ними и, похоже, даже не пытались их захватить. Стоит напомнить, что во время своего первого путешествия Колумб и его спутники повстречались с торговцами, которые, возможно, были из майя, – и остались под впечатлением от них{1657}.