— Но к чему такая длинная тирада? — спросил актер, раньше никогда не слышавший от своего друга-священника таких пространных речей. — Мы, кажется, отдалились от убийства и углубились в психологию. Миссис Мандевиль могла сбежать с Найтом, могла одурачить Рэндалла и обвести вокруг пальца меня. Но она не могла убить своего мужа, ведь все утверждают, что она все время находилась на сцене. Может, она и безнравственна, но она не ведьма.

— Ну, я бы не говорил с такой уверенностью, — улыбаясь, заметил отец Браун. — Однако в данном случае ей не было нужды прибегать к ведьминым чарам. Я знаю, как она все проделала, это довольно просто.

— Почему вы так убеждены в этом? — спросил Джервис, озадаченно глядя на священника.

— Потому что репетировали «Школу злословия», — ответил отец Браун. — И репетировали нужный миссис Мандевиль акт этой пьесы. Должен вам напомнить, что, как я уже сказал ранее, она заправляла в театре всем. Хотелось бы также вам напомнить, что сцена там изначально строилась для пантомим. Для них, естественно, нужны люки и потайные выходы. А когда вы говорите, что свидетели могут подтвердить, что видели всех актеров на сцене, я бы вам напомнил, что в ключевой сцене «Школы злословия» один из главных персонажей находится на подмостках, но его не видно. Это действующее лицо теоретически «присутствует», но практически оно очень даже «отсутствует». Этот фокус называется ширмой леди Тизл и алиби миссис Мандевиль.

После недолгой паузы актер спросил:

— Так вы думаете, что она через люк за ширмой проскользнула в подвал, где находится кабинет директора театра?

— Разумеется. Она проскользнула туда каким-то образом, и скорее всего — именно так, — ответил отец Браун. — И это тем более вероятно, поскольку она воспользовалась возможностью провести репетицию без костюмов и даже специально ее организовала. Это всего лишь моя догадка, однако полагаю, что проводись в это время генеральная репетиция, актрисе трудно было бы пролезть в люк в юбке с фижмами восемнадцатого века. Есть, конечно, еще множество мелких деталей и сложностей, но, думаю, их со временем выявят и прояснят.

— Я никак не могу прояснить для себя главную сложность, — проговорил Джервис, с легким стоном уронив голову на руки. — Просто не могу заставить себя поверить, что такая светлая и чистая женщина не могла, так сказать, обуздать свои плотские похоти, не говоря уж о духовной гордыне. Существовали ли тому достаточно веские причины? Так ли уж сильно она любила Найта?

— Рад бы надеяться, что сильно, — ответил отец Браун, — поскольку это стало бы для нее хоть каким-то оправданием. Но, к сожалению, должен признать, что я в этом весьма сомневаюсь. Она хотела избавиться от мужа, старомодного провинциального деляги, который к тому же и денег зарабатывал немного. Ей хотелось сделать театральную карьеру, стать блистательной женой блистательного и взлетающего к вершинам славы актера. Но в этом смысле ей не хотелось действовать, как в «Школе злословия». Она сбежала бы с мужчиной лишь в самом крайнем случае. Ею движила не обычная человеческая страсть, а какое-то дьявольское стремление к благоприличиям и чопорной респектабельности. Она постоянно изводила мужа тайными сценами, настаивала, чтобы он с ней развелся или как-то иначе убрался с дороги. Тот упрямо отказывался и, в конце концов, поплатился за свое упрямство. И еще одну вещь вам неплохо бы запомнить. Вы говорите, что у высоколобых интеллектуалов есть какое-то особо утонченное искусство и какие-то философские драмы. Однако вспомните, к чему сводится почти вся их философия! Вспомните, какое поведение эти высоколобые интеллектуалы зачастую выставляют высоконравственным! Все эти рассуждения о «воле к власти», «праве на жизнь» и «праве на опыт» суть проклятая чепуха и даже более того — чепуха, которая может навлечь проклятие.

Отец Браун нахмурился, что с ним случалось очень редко. Мрачное выражение еще не до конца исчезло с его лица, когда он надел шляпу и вышел на ночную улицу.

Сэр Артур Водрей, в светло-сером летнем костюме и экстравагантной белой шляпе на седых волосах, быстрым шагом вышел из своей усадьбы к домам, которые выглядели почти служебными, направился в деревушку и пропал без следа, будто его унесли феи.

Исчезновение было тем более внезапным, что произошло в самой простой, знакомой до мелочей обстановке. Деревушка была даже не настоящей деревушкой, а скорее единственной улочкой вдоль реки, среди лугов и полей: пять или шесть магазинчиков с самым необходимым для местных жителей — нескольких фермеров и семейства в усадьбе. На углу стояла мясная лавка — рядом с нею сэра Артура и видели в последний раз два молодых человека, делившие с ним кров: Эван Смит, его секретарь, и Джон Дэлмон, которого все считали женихом его воспитанницы. С мясной лавкой соседствовал типичный сельский магазинчик, где маленькая старушка-хозяйка продавала конфеты, прогулочные трости, мячи для гольфа, мотки бечевки и пожелтелую писчую бумагу. Дальше расположились табачная лавка (туда и направлялись молодые люди, когда в последний раз видели сэра Артура перед витриной мясника), швейная мастерская, которой владели две дамы, и кафетерий, где наливали в высокие бокалы очень жидкий зеленый лимонад. Кафетерием улица и заканчивалась; единственное заведение, где можно было по-человечески пропустить кружечку пива, стояло особняком дальше по дороге, за перекрестком, на котором дежурили полицейский и служащий автомобильного клуба. Оба утверждали, что сэр Артур мимо них не проходил.

Был ранний час очень ясного летнего дня, когда пожилой джентльмен бодро вышел на дорогу, помахивая тросточкой и встряхивая желтыми перчатками. Его всегда отличало щегольство, впрочем, без тени изнеженности. Для своих лет он сохранил изрядную крепость; вьющиеся волосы казались скорее светло-белокурыми, чем желтовато-седыми. Чисто выбритое лицо ничуть не портил длинный веллингтоновский нос, и лишь глаза, выдающиеся не только в переносном смысле, но и в прямом настолько, что могли называться выпученными, отчасти нарушали правильность черт. Чувственные губы всегда были решительно сжаты. Сэр Артур, здешний сквайр, владел всеми окрестными землями, включая деревушку. В таких местах люди обычно не только знакомы между собой, но и знают, кто где находится в данную минуту. Обычно сэр Артур утром обходил улочку, обменивался несколькими словами с мясником и остальными и возвращался домой. Вся прогулка занимала примерно полчаса. Столько же занял у молодых людей и поход за сигаретами. Однако они не увидели на обратном пути никого, идущего в усадьбу, да и вообще никого, за исключением еще одного гостя сэра Артура, доктора Эббота, который сидел спиной к ним у реки и терпеливо рыбачил. Когда все трое вернулись к завтраку, отсутствие хозяина их не удивило; однако когда тот не пришел за стол ни к ленчу, ни к чаю, его воспитанница Сибилла Рай забила тревогу. Она отправляла в деревушку одну поисковую экспедицию за другой без всякого успеха, и с наступлением темноты в доме воцарилась паника. Сибилла послала за отцом Брауном, своим добрым другом, который как-то раз помог ей в трудном положении, и тот пообещал оставаться в доме, пока все не прояснится.