Диана побледнела от страха – ведь дарить сову не полагается. Эта птица символизирует несчастье. И потому, в отличие от остальных презентов, мы немедленно не употребили филина по назначению. Его нужно было водрузить на ворота. Вообще-то птичка была красивая, и сидела в кольце из цветов, листьев, бабочек. Припрятали и коврики для скользких ступеней – в виде античной мозаики из камня. На деревянном крыльце, да ещё летом, они смотрелись бы весьма странно. Но в том, что успешные артисты скоро отгрохают каменный хоромы, никто из нас не сомневался.

На Евгения Озирского, как и на Диану Разживину семейное счастье и карьера не свалились с неба. Всё это далось потом и кровью. И потому пара берегла своё гнездо пуще жизни. Это я во время беременности скачу козой, а Диане пришлось почти весь срок пролежать в постели. Из-за этого ноги ослабли так, что трудно было просто ходить.

Когда Диана вернулась к норме, они с мужем ушли из Маринки, где были незаслуженно затёрты. Стали звёздами независимой труппы, которой руководил французский хореограф. Сработали связи Жюльена и Мари де Боньер. Брат и сестра Евгения занимались акробатическими танцами на льду, потому что заскучали от «классики». И, похоже, Женя с Дианой не жалели о своём выборе, хоть и жаловались частенько на каторжный труд. Скорее всего, они очень прилично получали. Я, правда, на эту тему с ними не говорила.

После торжественного ужина дети запросились на волю, с велосипедами. Родители, конечно, их одних не отпустили. Заверив Михона в том, что обязательно всей семьёй явятся на его свадьбу в чешском замке, если позволит плотный график, Озирские отправились на вечерний променад. Мы остались втроём, очень жалея, что рядом нет Лёльки, Богдана, Дрона. Скучали и по дяде, который уехал в Москву, к семье.

– Марьян, не знаешь, что инкассаторов грабанул на Шафировском? – сразу оживился Влад Брагин. – С Москвой-то всё ясно…

– Ты – вообще супер! – Я не смогла сдержать восхищения. – Твои фотки «НН» сильно огорчили. Что же касается его питерских подвигов… В налёте участвовал один из инкассаторов. Ежу ясно, что орудовали свои. С ними и встречался Финансист в хостеле на Невском. Инкассатора опознали сотрудники сервисного центра и других фирм, откуда бригада забирала выручку. «Краплёный валет» уже во всём сознался.

– А отец Дорофей что говорит? – оживился Михон. – Он же видел, как людей убивали. Почему не сообщил? Чем он мотивирует? Кается хоть?

– Говорит, что боялся впутывать в это дело Снежану. Её это убийство, конечно, расстроило бы. И вообще, он якобы впал в шок, а потому почти ничего не помнит.

– А что ещё он может сказать? – пожала я плечами. – Будет теперь под дурака косить. А пока молчит Тэрджи Джиоев, этого монаха и арестовать нельзя. У него-то тоже ничего не обнаружили, а других твёрдых доказательств нет. Арсений Рындя при самом убийстве не присутствовал, и потому свидетельствовать не может. Дорофей это понимает и ломает комедию. Что, они уже возвращаются? – Я увидела за хорошенькой белой калиткой всё почтенное семейство. – А я-то думала, что мы сейчас производственное совещание устроим…

– Лёлька звонила. Говорит, что задержится ещё часика на два, – крикнул Евгений в улицы. – Так что дети вряд ли дождутся свою занятую тётку. На великах, как оказалось, даже белой ночью кататься трудно. Вон, Кирюшка в канаву свалился.

– Папка, ты же обещал не говорить никому! – истошно завопил самолюбивый мальчик. – Смеяться ведь будут…

– А чего тут смешного? Со всеми бывает, – поддразнил его Евгений. – Выпил кагор – теперь получай. Нетрезвым за руль не садись – первый тебе наказ.

– А я тоже пила кагор и не упала! – Вредная Хеленка немедленно показала брату язык.

Сию секунду вспыхнула очередная драка. Женя привычно растащил отпрысков в разные стороны – как котят. Мы все смеялись до упаду. Любимая чихуа-хуа цвета топлёного молока, с чёрными ушами и мордой, прыгала около маленьких хозяев, с обожанием глядя на них. Это был крупный представитель породы – три килограмма живого веса. Звали его Ристо.

Как объяснил Евгений, пёсика подарил им Ристо Ниемен – финн, второй муж Магды Готтхильф. Про отца Магды я слышала много, но не видела его никогда. Говорят, он был главарём мафии, а потом перековался. Долго сотрудничал с Андреем Озирским и оказывал неоценимые услуги всему отделу Петренко.

После гибели своего двоюродного брата Тима Крафта и зверской расправы с Клавдией, сводной Лёлькиной сестрой, он буквально сошёл с ума. Уехал с семьёй в Финляндию, но связей с Озирским не прервал. В моменты просветления много пил, каялся в бесчисленных грехах. И это тоже было правдой. Сейчас Филиппу Готтхильфу было шестьдесят шесть лет, и он практически не вставал с постели. Но раз в год, на праздник Юханнус, обязательно присылал в Сестрорецк свою единственную дочь Магдалину с четырьмя сыновьями. От первого мужа она родила Адольфа и Тима, от второго – Отто и Онни.

– Этот праздник – аналог русского Иванова дня! – как всегда, горячо говорила Диана. – Надо когда-нибудь всем вместе там побывать. Это ведь не Париж и Барселона, а просто Сестрорецк. А удовольствия ничуть не меньше. На сей раз мы опять не успели. Стыдно очень…

– Да, отец просил встретиться с Магдой, – вздохнул Евгений. – Её папе привет передать. Филипп плох очень. Может до следующего Юханнуса и не дожить. Если так случится, меня червь источит.

Я тайком промокнула глаза. Знала, что Готтхильф помогал дяде деньгами в те трудные годы. Именно благодаря нему и выросли мы с Богданом. Да, на Литейном могли скинуться раз-другой. Но постоянно содержать целое семейство не имели возможности. И свою фирму в Лахтинском Разливе, где работала моя мать, Андрей создал на средства Готтхильфа. Этот человек, виновный по закону, лично сгубивший многих, стал мне почти родным. Надо спросить у дяди, можно ли мне поехать в Финляндию, чтобы познакомиться с ним и успеть сказать «спасибо».

– Белки в Финляндии совсем оборзели! – серебристо смеялась Диана. – У нас они хоть чего-то боятся. А там влезают в дома, в магазины и откровенно грабят народ. Не только убить, но и поймать такую нахалку без разрешения нельзя…

– Я из-за Лёльки беспокоюсь, – Евгений вертелся на стуле, как на горячей сковородке. – Не попала ли в переделку? Она так гоняет, что всё может случиться. И ведь не признается ни за какие пряники, если можно скрыть…

– Папка, а чего Кирюха врёт? – обиженно завопила Хеленка с крыльца. – Говорит, что в Севастополе пляж каменный. А пляж ведь всегда с песочком, правда?

– Он не врёт, Хеля! – Евгений подхватил девочку под мышки и усадил себе на колени. – В Севастополе, Ялте и Алуште пляжи действительно каменные. А вот в Феодосии, Судаке и Евпатории – песчаные. Хотя, конечно, в больших городах вода грязноватая. Лучше там не купаться. В августе, когда закончим съёмки, поедем на южный берег Крыма. Там море самое чистое.

В этот момент я обрадовалась, что Дрон нас не слышит. Хотя, конечно, против визита на свою родину семейства Озирских он ничего не имел.

– Ура-а-а! – Близнецы, схватившись за руки, закружились на лужайке. Трудно было представить, как они только что дрались. Молчаливый Ристо, весь растворившись в своих маленьких хозяевах, плясал на задних лапках.