Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако это мелочи. Главное — беседа была (курсив мой. — Л.Ч.)».
Как ужасно грустно читать запись этой беседы почти полвека спустя. Большой поэт, крупный общественный деятель, редактор самого известного в СССР журнала от смущения не знает, что сказать жалкому человечишке, который непонятно за какие заслуги оказался повелителем великой, несчастной страны.
Но тогда сам факт звонка Брежнева в редакцию воспринимался как огромная победа. «Главное — беседа была», — написал Кондратович…
Кто-то из сотрудников «Нового мира» сообщил мне и мужу о звонке генерального, сказал, что теперь все в порядке, «Преступник…» пойдет…
Как бы не так. Напрасно Твардовский все снова и снова звонил Брежневу. Помощники каждый раз сообщали, что Леонид Ильич отсутствует. Испарился.
А в это время на Кондратовича, а через него на Твардовского с удвоенной (илой жали цековские деятели — требовали снять «Преступника…». «И тогда начался спор о снятых вещах (о рукописи Мельникова и Черной и прочем). Они мне то, что и раньше говорили… я им свое».
Насколько наивными были и Твардовский, и вся редакция, видно из записи Кондратовича от 22 июля. На минуту они поверили, что Д. Мельников, мой супруг, может победить всю чиновничью рать. Боюсь, что Д.Е. слегка блефовал или, скорее, выдавал желаемое за действительное. Вот что он передал через Лакшина Кондратовичу, который уже хотел переверстывать пятый номер. Он, Мельников, дескать, «активно действует, и надо подождать с переменами хотя бы день-два». И далее. «Оказывается, Мельников, — пишет Кондратович, — после нашего разговора в четверг связался с Беляковым (это первый заместитель Пономарева) и с Загладиным (тоже заместитель-международник. — Л.Ч.). Те прочитали “Преступника” и ахнули. Это как раз то, что нужно. Западные историки сейчас пытаются доказать, что нацистская партия действительно была партией, в то время как мы хотим сказать, что это была не партия, а банда без каких-либо партийно-конституционных установлений. И это запрещают! Кто-то из них позвонил Беляеву, и тот (во втором разговоре) стал уже сдавать… Мельников обещал сегодня с кем-то еще переговорить — и доложить нам.
Решили пока ничего не менять.
Часа в два пришел А.Т.
А.Т.: — Ничего не будем менять. Поверьте мне, на Гитлере они погорят. Защищать Гитлера и видеть какие-то соответствия — пусть это они где-нибудь скажут.
Потом он еще это повторил. Сказал также: “Мы не можем ничего уступать. Ни строчки…”»
Но, что бы ни говорил Д.Е., что бы ни говорили новомирцы, было ясно: нашу личную, «антигитлеровскую» войну мы проиграли!
Книжка ушла в самиздат. Первыми ее прочли те же партийные чиновники. В ту пору чиновники обожали политическую крамолу. И в дневнике Кондратовича есть тому подтверждение…
Параллельно с историей пятого номера «Нового мира» шла история Собрания сочинений самого Твардовского в издательстве «Художественная литература». И это тоже было хождение по мукам. Однажды Твардовского вызвал Михайлов, председатель Комитета по делам печати при Совете министров. Долго мурыжил, а «потом попросил меня (Твардовского. — Л.Ч.) прислать ему верстки снятых статей…».
Но тут надо хоть несколько слов сказать о времени, когда это все происходило…
Время было трагическое. Безнадежное.
От наших волнений из-за рукописи «Преступник номер 1» до ввода войск в Чехословакию оставалось всего полгода.
И всего два года оставалось до окончательного разгрома «Нового мира» Твардовского.
И два года и десять месяцев до смерти главного редактора старого «Нового мира», А.Т. Твардовского.
А до того, как в конце туннеля забрезжил свет, еще долгих семнадцать лет!
И все же опять приведу две цитаты из Кондратовича.
Нашу книгу в «Новом мире» запретили, но она осталась в памяти новомирцев.
Вот один пример: писателя Балтера ни за что ни про что исключили из партии, а он не захотел писать апелляцию. Чудеса. Неслыханная дерзость в понимании людей того времени.
«А.Т.: — И вы знаете, это может пойти, может распространиться.
Я (Кондратович. — Л.Ч.) заметил, что люди могут и подавать заявления о выходе из партии.
Л.Т.: — И это может быть. Хотя, как сказано в “Преступнике”: “Нацисты с <>»дали диковинную партию: в нее можно было войти, но нельзя было выйти”. В этом все дело! Выйти нельзя…»
И второй, еще более выразительный пример.
30 августа 1968 года. «А.Т.: — Алексей Иванович, сейчас я вам скажу такое, о I чего вы или сразу протрезвеете, или, наоборот, опьянеете. Я понял, почему они не давали нам напечатать работу о Гитлере. И не дадут теперь-то уж ни и коем случае.
— Из-за того, что там написано, как был подготовлен и осуществлен захват Чехословакии?..
— Да. И вы думали тоже об этом? А мне это вчера в голову пришло. Как осенило.
Далее Кондратович, комментируя этот разговор (другим шрифтом, стало ныть, спустя долгое время), опровергает догадку Твардовского и свою собственную. «Думаю, что относительно связи работы о Гитлере с Чехословакией мы ошибались. Скорее всего, работа о Гитлере все-таки не пошла дальше отделов, а и отделах вряд ли знали о планах вторжения, тем более что и планы вторжения, лелеемые, конечно, в определенных, в особенности военных, кругах, до августа I и верняка не были планами того же Брежнева…»
Прав Кондратович! Не могли чиновники из ЦК знать за несколько месяцев о вводе войск в Чехословакию. Но и авторы монографии о Гитлере тем более нс знали о замыслах советских властей за год до чехословацких событий, когда писали свою книгу. И все же так «достоверно» изобразили вторжение гитлеровцев в Чехословакию, что мысль о сходстве двух позорных вторжений пришла одновременно в голову и Кондратовичу, и Твардовскому…
Молодец Д.Е., это он автор главы о Чехословакии! И как жаль, что он не шал об этом разговоре. А ведь мог знать — книга Алексея Ивановича вышла уже в 1991 году. Воображаю, как бы мой дорогой тщеславный муж гордился тем, что написал Кондратович.
