– Ты, Ванечка совсем не изменился, все такой же мечтатель. Выходит, я не зря тебя ждала, теперь с тобой мне ничего не страшно, – окинув Княжича восторженновлюбленным взглядом, сказала раскрасавица и подала ему руку. – Пойдем, уж лучше самый страшный суд, чем бесконечный страх да ожиданием томленье.

– Пойдем, – кивнул Иван. – Грешить умели, надо и уметь ответ держать.

Взявшись за руки, они направились на зов архангелов. Прими, господь, Еленку с Ванькой в царствие свое, не отправляй их в преисподнюю, им муки адские еще при жизни испытать довелось, а что касается грехов, так невозможно быть безвинными дочерям и сыновьям Святой Руси, сама безрадостная жизнь их виноватит.

21

– Ну как, не едут наши? – спросила у Луня Арина, взойдя на сторожевую башню, в которой тот уж третий день бессменно нес дозор.

– Пока не видно, – ответил ей Андрюха с явным сожалением.

– Интересно, куда ж это Иван Андреевич мой пропал. Никак, с царицей загулял, – насмешливо предположила атаманша, однако старый сотник сразу распознал в ее голосе нотки ревности.

– Да нет, такого быть не может. Атаман лишь только смолоду до баб был падкий, но как женился на тебе, враз остепенился, – успокоил Лунь хозяйку, а про себя подумал: «Ванька, он такой, он и с царицей может».

– Как появятся, дай знать, – распорядилась Арина, направляясь обратно к лестнице.

– Погодь, кажись, едут, – окликнул ее Лунь. – Вон они, легки на помине, видать, долго будут жить.

– Слава богу, – радостно воскликнула Ирина и метнулась к бойнице.

Впрочем, радость атаманши сменилась вскоре разочарованием, а затем и страхом. Присмотревшись к выехавшим из лесу двум всадникам, она взволнованно сказала:

– Это Матвей, однако, с ним не Ванечка. Иван Андреевич повыше Межакова будет, а этот маленький какой-то, да и конь под ним другой.

Андрюха уже понял, что ошибся. Попутчик Матвея был лишь всего-навсего одет почти как Княжич, но смутило сотника иное. Вслед за первой парой всадников показалось еще две, и за ними все казачье воинство. Те четверо, которые ехали чуть приотстав от Межакова, везли носилки, сооруженные, по-видимому, наспех из нанизанного на пики ковра. Кто-кто, а Лунь-то распрекрасно знал, кого так возят казачки – или крепко раненых, или убитых предводителей.

Ирине сей обычай был неведом, но она сразу почуяла беду. Пронзительно воскликнув:

– Господи, да что же это, – атаманша сломя голову метнулась вниз по лестнице. Андрей махнул рукою караульным, мол, отворяйте ворота, и поспешил за ней.

Покуда опускали мост да возились с засовами, всадники, что ехали с Матвеем, уже приблизились к имению. При виде выбежавшей им навстречу атаманши все разом спешились и опустились на колени.

В свое время Княжич сделал верный выбор, женившись на Ирине. Как и Елена, дочь кузнеца была не только раскрасавицей, но и очень смелой женщиной. Склонившись над убитым мужем, она не стала голосить, а лишь спросила:

– Как это случилось?

– Прости, не уберег я нашего Ивана Андреевича, – начал было каяться Матвей, однако Сашка перебил его.

– Ему католики-монахи в спину стрельнули, у атамана с ними давняя вражда, еще с тех пор, как мы на польскую войну ходили.

– Значит, не в честном бою мой муж погиб, а от руки предательской.

– Да где же им, иезуитским тварям-то, Ивана одолеть. Он их, уже смертельно раненый, обоих порешил, – смахнув слезу, ответил Маленький.

– Не убивайтесь понапрасну, казаки, случилось то, что рано или поздно все одно должно было случиться. Мой Ваня не из тех, которые от старости на печке умирают, – торжественно промолвила Ирина, затем спросила Сашку: – Ты кто такой, насколько помню, мы с тобою прежде не встречались.

– Я Сашка Маленький, навряд ли Княжич обо мне тебе рассказывал, ведь мы с ним тридцать лет назад расстались, эта самая война со шляхтою и разлучила нас, будь она неладна.

– Да нет, рассказывал и много раз. Даже в последний вечер, до того как Трубецкой явился, он тебя и Ярославца вспоминал, про то, как вы лазутчиками во вражий стан ходили, как ты его от смерти спас в бою с гусарами.

– Вот оно как, – чуток зардевшись от смущения, сказал Малой и с осужденьем глянул на Ирину. «Ну и баба, словно идол каменный, пред ней убитый муж лежит, она ж слезинки ни одной не проронила, как это Ивана угораздило жениться на такой бесчувственной корове, – подумал Сашка. Однако, увидав в глазах Ирины даже не печаль, а жуткое отчаяние, он понял, что ошибся, и старый друг его избрал жену себе под стать. – Да нет, переживает, очень даже, судя по глазам, просто не из тех, что будет людям слабину показывать, волосья рвать и выть белугой принародно. Видать, она не просто Ванькина жена, а истинная атаманша», – догадался Маленький.

Как бы в подтверждение его догадки, Ирина указала на застывших в скорбном молчании казаков и строго приказала подошедшему Луню:

– На постой людей определи, пусть отдохнут с дороги. Хоронить Ивана будем завтра в полдень.

Отстранив молоденького казачонка, одного из Ванькиных волчат, который вез носилки, она сама взялась за древко пики. Андрей, Малой и Межаков последовали ее примеру.

– Куда нести-то, в баню обмывать? – спросил Арину Лунь.

– Нет, несем в опочивальню, там сама и обмою, я с ним наедине хочу побыть.

– Родне негоже снаряжать покойников в последний путь, – напомнил старый сотник.

– Знаю, но не тебе ж с Матвеем Ваню мыть и одевать, обычно это бабы делают, да где их взять. Одна я тут на все имение.

– Давай гонца пошлем в деревню, все одно народ на похороны надобно сзывать, – предложил Андрей.

– Не надо, не хочу, чтобы другие бабы до него, даже до мертвого, касались, – отказалась атаманша.

22

Хоронить Ивана Княжича, помимо домочадцев и преданных ему волчат, пришли все воины князя Трубецкого, а также большинство мятежников Заруцкого во главе со своим новым предводителем, Сашкой Маленьким. Народу собралось почти две тысячи. Выстроившись в ряд от крыльца терема и аж до самого погоста, казаки передавали гроб с рук на руки, так что каждый смог проститься с атаманом.

Ирина, постаревшая за одну ночь на добрых десять лет, шла вдоль строя в сопровождении Луня, верного соратника Ивана во всех его боях и странствиях. Межаков с Малым, чуть приотстав, несли большой сосновый крест. Князь Дмитрий Тимофеевич шагал за ними следом в гордом одиночестве. На душе у Трубецкого было муторно и не столько из-за угрызений совести, хотя не кто иной, как он подбил лихого атамана на поход в Коломну, обернувшийся ему погибелью. В тоску всесильный воевода впал по двум причинам. Первая была простою и понятной – любой, кому перевалило за полвека, оказавшись на похоронах, особо остро начинает ощущать неотвратимость смерти. С другой причиной было посложней. За годы службы Грозному-царю и прочим государям князь Дмитрий распрекрасно научился отличать скорбь притворную от истинной печали.