– Хочешь?!

Но Сархад уже пришел в себя, он спокоен и собран, как обычно. Миг растерянности позади.

– Нет, – твердо. – Если это будущее, я хочу достичь его сам, своими силами, а не потому, что так суждено. Если же это – лишь моя греза, то… как знать, может быть, я смогу превратить ее в пророчество.

Молчание. Ворон, решительно:

– Нет. Я не хочу знать ответа.

Керидвен подходит к нему:

– Как же ты горд, Сархад…

Трудно смотреть в глаза матери врага. Матери былого друга.

В глаза старухи, назвавшей меня сыном.

Трудно смотреть в те глаза, что видели битву двух сыновей: родного и названного.

Простишь ли ты меня, госпожа?

Я не хотел биться с Морвраном… Лгу!

Да, глупо скрывать. Я хотел сразиться с ним. Но я бы напал на него иначе… не так, как всё произошло.

Или… не стал бы нападать? Сейчас в моей жизни слишком много дел и стремлений, чтобы посвящать ее мести.

Госпожа Керидвен, я не пытаюсь оправдаться, но… будь моя воля, я бы не искал боя с Авагдду.

– Я знаю, – тихо отвечает Керидвен. – Теперь знаешь и ты. Не напади он на тебя – мне не пришлось бы смотреть на ваш поединок.

– Прости меня…

– За что? Ты сохранил ему жизнь. Но больше ему никогда не взлететь.

– Владычица Керидвен, ради тебя я пощадил бы его, даже не будь я связан обетом Стража!

И в этот миг Сархад искренне верит в свои слова.

* * *

…Сархад стоял у выбитого им давным-давно окна и смотрел на облака. Те творили что-то непонятное: пышные кучевые неподвижно стояли вдали, а легкие и маленькие стремительно летели мимо них. Это сочетание покоя и порыва было странным. И красивым.

Холодный осенний ветер гулял по замку. Сархада он раздражал, не более, а вот Увечному Королю приходилось тяжело: рана разболелась, и Вран даже не каждый день выходил на свою рыбалку. Сидхи вообще не представлял, какая сила должна заставлять Короля снова и снова заходить в холодные воды озера за незримым уловом.

Вот и сегодня Вран сидел у растопленного очага (кстати, а кто его топит? кто рубит для него дрова? – Сархад этого никогда не видел), не в силах встать. Подле него стояла чаша с горячим питьем; питье было всегда горячим – и Коварный мысленно поблагодарил Котел Керидвен за такое простое и такое нужное чудо.

– Так ты говоришь: Пламень, потом Тьма, а теперь Свет? – закашлявшись, спросил Бендигейд Вран.

– Я?! Говорю?! – Сархад обернулся и непонимающе посмотрел на Короля.

– Ну, думаешь. Какая разница. Рассказывай.

– О чем?

– Хитришь, Вороненок. Ладно, я сам расскажу за тебя.

Так ты говоришь, в начале был Пламень. Яростный и могучий; движение, для которого хоть миг остановки – страшнее смерти. Ты был молод, мой Вороненок, ты рвался действовать – и тебе некогда было задуматься ни о целях, ни о чем ином. Ты был готов уничтожить что угодно – дабы создать новое, так?

Я видел твою юность, Сархад. Твое страстное стремление изменить мир. Помнишь, как мы встретились первый раз – когда строили Хоровод Великанов?

Вот и мне этого не забыть.

Дерзкий гордец. Могучий и – слишком верящий в себя. Уязвимый в своей силе. Таким ты был. Ослепительный пламень… но всякому известно, что изжелта-белый огонь недолговечен.

Потом была тьма. Авагдду. Что может быть темнее?

Чем тебя притянул Морвран, Вороненок? Ты стал тогда слишком горд, чтобы одаривать своей дружбой других? Ты увидел в нем равного? Гордец ненадолго стал другом подлецу?

Морвран боялся тебя, Сархад. Ты не знал об этом? Догадывался?

Он предал тебя из страха.

Скажи ему спасибо, Вороненок, за это предательство. Иначе… кто знает. Ты мог бы стать таким, как он.

Ты прошел через Тьму. Ты обучился подлости и лжи. Ты стал Коварным. Твои жестокие проделки были для тебя забавой.

Ты научился у Морврана многому – по вашему бою видно, как хорошо ты выучил его уроки. Ты не перенял лишь одного: ты так и не научился радоваться чужой боли. Ты был насмешником, беспощадным, да, – но не мучителем.

Ты прошел сквозь Тьму, Сархад. И вышел с другой стороны.

Что же теперь, мой Вороненок? Любовь привела тебя к Свету?

Ты примирился с отцом и почти примирился с братом?

– Раньше я счел бы себя нынешнего слабаком… – задумчиво ответил Сархад.

– А сейчас? – нахмурился Увечный Король.

– Не знаю. Понимаешь, я не стал Светлым. Яростные стремления моей юности – они остались, а уж о коварстве что и говорить… Я победил Морврана подло, иначе это назвать нельзя. Но…

– Но?

– Я обрел покой. Я ошибался, когда думал, что покой – это бездействие. Покой – это как тишина в сердце урагана. Вряд ли я был бездеятелен с того дня, когда она впервые вошла в Зал Огня. Но гнев, ненависть, отчаянье – всё ушло. Мне светло и легко…

Бендигейд Вран понимающе кивнул.

– Но ведь я остаюсь Сархадом Коварным? Ведь я не утратил ничего из прежнего…

– Нет, не утратил, – улыбнулся Увечный Король. – Ты просто соединил все три Силы. Сущий пустяк. Еще одно невозможное, которое ты воплотил.

* * *

– Мой Король, мы не смогли его одолеть.

Морвран, которому отныне предстояло зваться Морвраном Одноруким, держался с мрачным достоинством.

– Неужели никто не в силах справиться с ним?!

– Мой Король, – встал Гвальхмаи, – я тоже бился с Сархадом. И я не думаю, что он так плох, как говорит Морвран. Да, он изувечил его и Медрауда – но они первыми напали на него. Любой из нас поступил бы… так же? Сомневаюсь, мой господин. Мы бы убили нападавших, а Сархад сохранил им жизнь. И если тот воин в черном доспехе, которого я встретил на пути в Карбонек, и есть Сархад, я, Гвальхмаи Могучее Копье, говорю: не должно объявлять войну этому бойцу!

– Гвальхмаи умеет красно говорить, – процедил Медрауд. – Наверное, он точно так же уболтал Черного Всадника, чтобы тот пропустил его в Карбонек!

Тот хотел гневно возразить, но поднялся юный Передур:

– Мой Король, я провел не один год в замке Карбонек. Я хорошо знаю его хозяев. Тогда никаких Черных Всадников там не было. И я – единственный из твоих воинов, кто не отправлялся еще на поиски Грааля. Посему я прошу отпустить меня. Если я встречу Черного Всадника – то, надеюсь, моя рука будет достаточно тверда, чтобы поразить его, если он заслуживает кары.