1

Пока новый начальник уголовного розыска разбирался с фактами нерадивого отношения к службе вверенных ему сотрудников, Госполитохрана продолжала мероприятия по ликвидации ленковской шайки.

Павлик – как называли в ГПО Павла Калинина – терпеливо отслеживал всё, что происходило в доме Цупко.

А «квантиранта» здесь уже не стеснялись, из чего он сделал вывод: бандитам нужен, но не в качестве дополнительного «штыка». Тогда зачем? Какая роль отведена ему бандитами? Калинин терялся в тревожных догадках.

К Цупко вечерами приходили какие-то люди, они довольно громко разговаривали на кухне или в комнате, где спал хозяин. Вот и вчера мужик толстый приходил, договаривался насчет каких-то колес, потом чего-то бормотал Филиппу про патроны и винтовку.

Толстого Павел не знал, но, пожалуй, ещё более лучшим было то, что толстый не знал Павла.

Это был выпущенный из-под ареста Егор Бурдинский. Директор ГПО Бельский все-таки дал ему ещё один шанс. Да и не Бельский вообще-то, а сам товарищ министра Иванов!

У следователя по особо важным делам Высшего Кассационного суда ДВР Колесниченко дрожащий за свою шкуру Бурдинский твердил, как пономарь, одно: выпил без меры, бес попутал, одурел, абсолютно ничего не помнит.

Наума Тащенко взяли в оборот куда как крепче – за «длинный язык». И Письменнов и его «адъютант», которого тряс за грудки пьяный Тащенко, очень насторожились словам, слетевшим с языка Наума: про «нашего Ленкова», которого-де хотят заарестовать, видите ли, собутыльники.

Письменнова выпустили сразу – к нему доверие было полное. Быстро разобрались и с Афоней Ульзутуевым, тоже вскоре отпустили. Остались в арестном помещении ГПО Бурдинский да Тащенко. Про второго разговора нет, а Егора снова повели на разговор к Бельскому.

В директорском кабинете Бурдинский с порога и – обомлел враз!

Сидит рядом с Бельским товарищ министра внутренних дел Михаил Данилович Иванов и смотрит он на Бурдинского пронзительными глазами, прошивая, как очередью из «максима»!

– Никак не ожидал я, Егор Ильич, что так поступите с Аносовым. Что же, действительно расправиться хотели? И за что, спрашивается?

– Михаил Данилыч, поверь, ты ж меня знаешь!.. Да разве мы на мокрое дело… Никогда! Просто по пьянке злоба взыграла у Наума… А я… Ежели бы не одурел тагды от водки проклятущей, то враз бы всё это непотребство пресёк! Наука дураку…

Бурдинский обхватил опущенную голову обеими руками и замычал, раскачиваясь из стороны в сторону на стуле.

Иванов несколько минут молча смотрел на обезумевшего Егора, потом переглянулся с Бельским.

– Ладно, хватит! Возьми себя в руки! – прикрикнул он на Бурдинского. – Что, как баба, распустил тут сопли! Возьми себя в руки, я сказал!

Бурдинский с тоской и мольбой поднял на Иванова больные глаза.

– Ладно, поверим тебе на слово в отношении Петра Афанасьевича. Кстати, он, пока вы пили да убить его грозились, глаз не сомкнул – участвовал в операции по захвату ленковцев в Кузнечных рядах. Погиб там хороший наш товарищ… А Ленков ускользнул!

Иванов сделал паузу, изучающе глядя на Бурдинского. А тому чего уж тут на такое говорить. Влип по уши!

– Вот что, Егор Ильич… Времени у нас в обрез, лясы точить с тобой некогда, да и не намерен. О твоей связи и дружеских отношениях с Ленковым нам теперь доподлинно известно.

Бурдинский снова безвольно свесил голову.

– И для тебя эта старая, замешанная на поганеньких контрабандных делишках дружба с ним оказалась выше интересов дела революции! – гневно продолжил Иванов. – Понимаешь ты это, дурья твоя башка?! Одним-единственным можешь ты искупить свою вину…

– Смертью… – прошелестел белый как бумага Бурдинский.

– Кому она нужна, дурень! – горько проговорил Иванов. – Хотя, как меру революционного наказания, ты её заслужил по полной. Если по совести – сажать тебя надо на одну скамью с бандитами и судить как сообщника и укрывателя главаря шайки! При таком раскладе, Егор, и впрямь до старухи с косой – путь небольшо-ой! Но один шанс у тебя есть.

– Чево от меня требуется? – глухо спросил Бурдинский.

– Твое искупление вижу в одном – помочь нам взять Ленкова живым или мёртвым!

– А сможет ли он, Михаил Данилович? – с брезгливым сомнением оглядывая застывшего на стуле Бурдинского, словно в раздумье, спросил Бельский. – Они же с царских времен – не разлей вода. Контрабандили и пакостили вместе…

– Сможешь? – Иванов пронзительно уставился на Бурдинского. – Не просто это, Егор. Тут Лев Николаевич прав. Трудно, ох, как трудно с твоим безволием и трусостью избавиться от предрассудков, от жалости к дружку своему, корешку старинному. А он стал бандитом, понимаешь ты? Кровью десятков людей умылся! Сможешь, Егор, рвануть себя за грудки? А? Рвани изо всех сил, потому что нельзя так жить красному партизану! Или ты только именем партизанским прикрывался?

Иванов снова, как пулёметной очередью, хлестанул взглядом по съёжившемуся Бурдинскому.

– Видимо, так… – многозначительно проговорил Бельский. – Напрасно ты к его совести взываешь, Михаил Данилович. Пропил он её давно, ещё тогда, когда китайское пойло сюда возил, а партизанил… Многие партизанили…

Бурдинский медленно поднялся со стула.

– Я на всё согласен. Достану Ленкова живым, а ежели такова не получится, то доставлю вам его мясом! Не предам! Давайте вашу задумку. Жизни не пожалею…

2

…Второй день шлялся Бурдинский по «укромным» местам. Наконец, 21 мая вечером, добрался и до Цупко. Мол, Костя патроны просил, так я ему немного достал, и винтовку принесу, а ещё могу револьвер достать, тем более, что может это всё сгодиться для отличного «дела». А «дело» – на две тыщи рублей золотом! И причём – без риска. Доктора ограбить – всего делов-то!..

Цупко выслушал вроде бы с недоверчивостью, но Бурдинский видел: глазки у Фили-Кабана загорелись, толстые пальцы зашевелились паучьими хваталками.

– И чо, Гоха, прям-таки и разложили доктора такие деньжищи? Откель у энтих клистирных трубок-то золотишко? Чево-то тут не срастатца… Омманул, Гоха, тебя кто-то…

– Ни хера ты, Филя, не кумекашь! Кады бы речь про жалованье докторишек шла… А тут ты в своей темноте блуждашь! Ты что, забыл про мою членство в Нарсобе? От то-то и оно! – Бурдинский постучал согнутым пальцем себя по лбу. – Меня ещё третьего дни обязали из самой Москвы делегацию докторов встретить. Полтора часа как с вокзала! Энта самая московская компания – не просто доктора! Энто, Филя, больши ветеренарны светила приперлись на помощь Дэвээрии. Слыхал, чай, чо у нас на югах-то деется?

– А чо там деется? – подался вперед Цупко.

– Эван ты темный! Очаг чумы! Скота косит, как косой! Скоро не то, что стада поредеют – воопче жрать будет нечего! От энтого очага заразы ветеренарна бригада и приехала спасать. Понял аль нет?