Усилием воли она попыталась стряхнуть оцепенение. Жуткие образины стали отдаляться, таять. Кошка развернулась, чтобы уйти, но тут со стороны башни налетел новый порыв ледяного ветра, и она увидела, кто преграждает ей дорогу. Леха собственной персоной. Он стоял без улыбки, молча, расставив руки и следя за каждым ее движением. Одет был, как при жизни, в черную рубаху и заношенные спортивные штаны. «Киса, – невнятно и хрипло сказал он, – иди ко мне. Я свою девочку не обижу. Девочка злая, убила меня, но я уже простил – не могу на мою лапочку долго сердиться». Один глаз его не открывался из-за огромного синяка, но другой зорко и злобно следил за ней. Серые волосы свисали сосульками вдоль лица, кое-где слезла кожа, обнажая пучки мускулов и торчащие кости. Кошка сделала шаг вправо – тут же шагнул и он. Это напоминало бы игру, но она знала, что ставка в этой игре – ее жизнь. И кажется, выиграть на этот раз суждено не ей.

Ветер стих, и лицо Лехи пошло рябью, расплываясь, как отражение в воде. Кошка почувствовала, что в голове у нее слегка прояснилось, и, невзирая на страх, шагнула вперед:

– Уйди с дороги, падаль! Я тебя не боюсь!

Леха согнулся, хватаясь за живот и понемногу расплываясь. Кошка с усилием сделала шаг, другой – и словно бы прошла сквозь него. Под ногами что-то похрустывало. Она поглядела вниз – кости. Мелкие, крупные, побелевшие от времени. Вот почему так тяжело идти.

Через кладбище…

Захотелось опуститься на землю и вздремнуть немного. Это ничего, что земля холодная. Она немного поспит, и ей опять приснится жаркое лето. С ней все в порядке, просто надо немного отдохнуть…

«На том свете отоспишься!» – вдруг сказал чей-то грубый голос у нее в голове. Это тоже был голос из прошлого. В детстве ее так одергивали, когда она, устав от работы, забивалась куда-нибудь в уголок – отдохнуть. Но вскоре ее будили пинком и напоминали про ее обязанности – баловать сироту-мутанта никто не собирался. А теперь этот голос стал спасением. Кошка с трудом приподнялась – оказывается, она уже успела прикорнуть. Еле-еле сделала первый шаг – в сторону, прочь от чертовой башни. Куда угодно, только поскорее. Ноги окоченели и не слушались.

«Ну, ты лентяйка!» – сказала она себе, пытаясь скопировать интонации Рохли. Это подействовало. Сначала каждый шаг давался с трудом, потом стало легче. Она вновь вышла на улицу и почти сразу увидела на другой стороне невзрачный павильон и такую родную букву «М» над входом. Метро! Она выбралась к метро! Она вспомнила о своем спутнике – совсем чуть-чуть не дотянул до цели, бедняга… Но мысли были какие-то равнодушные. Кошка торопливо зашла в замусоренный вестибюль и заспешила вниз по заржавевшим ступенькам эскалатора. Что было потом, она уже не помнила. Кажется, она долго барабанила в ворота, потом ей наконец открыли охранники и стали расспрашивать о чем-то, но она уже ничего ответить не могла…

* * *

Она вся горела, голова была тяжелой, словно свинцом налита. Приходили непрошеные воспоминания. Вот чей-то волосатый кулак летит ей в лицо. «Ведьма! Мутантка! Вот тебе, чертово отродье!» Вот она чувствует жгучую боль – это когда ей ножом полоснули по уху. Сильно болит живот – так, что вытерпеть невозможно. Тянущая боль словно высасывает последние силы, вместе с кровью из нее потихоньку вытекает жизнь. А вот она стоит над тремя неподвижными, скрюченными телами, сжимая в руке нож. Она снова вся в крови, но на этот раз это не ее кровь. Она отомстила за себя. Отчего же на душе так муторно? И вдруг Кошка чувствует на себе чей-то укоризненный взгляд и вся сжимается. Откуда здесь взялся ученый? Его же убили…Кошка постепенно возвращалась к реальности. «Все они умерли, – вспомнила она. – Ученый, Седой, Рохля, девушка Яна. И мальчик с Ленинского проспекта тоже умер. А ведь я хотела его спасти. Неужели на мне теперь проклятие и все, кто со мной связывается, обречены на смерть? Нет, но ребенок-то остался жив. Где он, кстати?» Вспомнилась старуха с Октябрьской. А вдруг Павлик уже умер тоже? Сколько прошло времени, сколько она пролежала больная?

Кошка приподнялась и застонала. Тут же к губам ее прижалась кружка с водой, отдававшей чем-то металлическим.

– Очнулась? Вот и славно! – произнес женский голос. – А то тебя Роджер давно уже хотел расспросить.

Кошка замотала головой. Она чувствовала себя еще слишком слабой, чтоб отвечать на вопросы. Голова вдруг закружилась, и она снова провалилась в беспамятство…

Когда она очнулась в следующий раз, у нее хватило сил открыть глаза и осмотреться. Кошка лежала на жесткой койке в небольшой комнатке с кафельными стенами. С потолка свисала лампочка на шнуре, свет был неярким, но и такой резал ей глаза. Возле койки стоял стул, на нем дремала женщина в замызганном зеленом халате. Когда Кошка зашевелилась, женщина мигом вскочила.

– Ну как, получше тебе? Есть хочешь?

Кошка отрицательно помотала головой, и даже это простое движение мигом отозвалось болью в затылке.

– Ну, поспи тогда, – сказала женщина, протянув ей кружку с питьем. У напитка был странный вкус, но Кошка не могла понять, на что он похож. Выпила – и заснула крепко, без сновидений.

Проснувшись, она почувствовала себя куда лучше и даже съела немного грибной похлебки, поданной сиделкой. Потом та дала ей кружку чуть теплого грибного чая.

– А можно питья, как в прошлый раз? – попросила Кошка.

– Понравилось? – усмехнулась сиделка. – Нет уж, хватит тебе спать. Это только тяжелым больным дают, а ты уже на поправку пошла…

На следующий день, когда Кошка уже немного окрепла, в подсобку, где она лежала, пришел человек с обожженным лицом. Из-под его черной куртки виднелась нижняя майка в синюю и белую полоску, мешковатые штаны были заправлены в высокие ботинки на шнуровке. За поясом у него торчал пистолет, и Кошка заключила, что он из начальства, раз может открыто носить оружие на станции. Один глаз у него не открывался толком, из-за чего казалось, что мужчина все время хитро щурится. К тому же он сильно прихрамывал. Сиделка так угодливо вскочила перед ним, что Кошка поняла – его здесь боятся. А ей вот совсем не было страшно.

Повинуясь знаку, сиделка поспешно вышла. Человек опустился на пластиковый стул, затрещавший под его тяжестью, и неожиданно по-доброму принялся расспрашивать:

– Откуда ты пришла?

Кошка решила по возможности не врать, а недоговаривать, поэтому честно ответила:

– С Ленинского проспекта.

В здоровом глазу мужчины промелькнула какая-то искорка.

– Ну, и как оно там, на Ленинском?

– Страшно, – сказала Кошка. – Там все были недовольны, жутко орали и искали какого-то Кораблева. Я подумала, что вот-вот стрелять начнут, испугалась и ушла.

– То есть, живешь ты не там? – уточнил Роджер. – А где?

– Везде, – честно сказала Кошка. – Где заработать можно, там и живу. На Ленинский я челноков провожала, а они мне почти не заплатили, между прочим. А вообще на поверхность хожу, кое-чего оттуда приношу на продажу – что подвернется. Тем и кормлюсь.