одежды — вечерние платья и костюмы с черным галстуком-бабочкой. Черные бабочки! Как на приеме у президента.

3

Джайлс оделся доктором Ашоком.

— Ради старых времен, моя дорогая Тедди.

Меня слегка раздражали седой парик, смуглое лицо и запах карри. Складывалось впечатление, что нас шестеро, а не пятеро. Я сказала об этом. Джайлс захихикал на индийский манер.

Замечание в скобках. Расскажем ли мы новому поколению обо всех других расах, которые когда-то населяли планету? Думаю, что будем должны. Но что подумают жители Золотого Века об ужасах века Кали в Калькутте и Нью-Йорке? Думаю, их реакция будет зависеть от того, что мы им сообщим.

Джеральдина, как всегда, выразилась прямо.

— Джайлсу нравится быть доктором Ашоком из-за парика. Он ненавидит свою лысину. Правда, Джайлс? А волос, которые есть у вас на затылке, недостаточно для трансплантации.

Джайлс притворился, что ему смешно. Но ему всегда нравилось притворяться. В нем действительно два человека. По крайней мере. Должна признаться, что одно из этих множеств «я» — искусный дизайнер по интерьеру. Блэйр-хаус был прекрасно декорирован.

Джайлс реквизировал подходящую по стилю мебель изо всех элегантных домов и музеев города. Даже сшил шторы — с небольшой помощью Лакшми. Коллекция из Лувра великолепна. «Мона Лиза» украшает гостиную (а не клозет, как грозил Лоуэлл). Нефриты сверкают, словно бриллианты. Тридцатисантиметровую пагоду, искусно вырезанную из глыбы императорского зеленого нефрита, можно сравнить только с морской волной, замерзшей во время падения.

Нам с Джеральдиной приходится держать свои нефриты в стеклянных витринах, потому что Джек, Джилл и Ребенок бьют все, что попадает к ним в руки. Вообще-то им не разрешается заходить в наши комнаты, но они всегда умудряются в них прокрасться. Часто с катастрофическими результатами.

Я заметила, что коллекция французских импрессионистов, собранная Джайлсом, уступает моей. В живописи этого периода он совершенно не разбирается. Хотя он взял далеко не худшего Сезанна и Сутина, но самое лучшее пропустил. Выходит, мы с ним соперничаем.

Доктор Ашок (Джайлс попросил, чтобы к нему обращались именно так) смешал самый сухой из возможных мартини. Мы изрядно напились. К несчастью, моя голова слабеет после пяти (или шести?) коктейлей. Самой стойкой из нас является Джеральдина. В тот вечер доктор Ашок оказался настолько идеальным хозяином, что всем нам волей-неволей пришлось стать идеальными гостями.

Мы сидели у камина (в котором по-вейсиански гудело пламя, несмотря на душный вечер). Пили мартини и рассуждали о «Моне Лизе». То ли в освещении, которое подобрал для нее Джайлс, было что-то неправильное, то ли в Лувре висела копия. Вероятность этого была велика. Но знатоки спорили.

Пока мы ждали прибытия Калки и Лакшми, доктор Ашок рассказывал о последних находках Джайлса в архивах Лэнгли и других мест.

— Что вы будете с ними делать? — спросила Джеральдина.

— Я думал использовать их для составления новой «Бхагавадгиты», описывающей приключения Калки с той же точностью, с какой оригинал описывает историю Кришны — предыдущего воплощения Калки.

— Почему не пойти еще дальше? — спросила Джеральдина. Меня всегда удивляло ее глубокое знание индуизма. По сравнению с ней я была невеждой, но не собиралась просвещаться. — Пусть будет Рама. Инкарнация Вишну, предшествующая Кришне. Напишите новую «Рамаяну». Это будет очаровательно. Особенно описание любви Рамы и его жены Ситы…

— Не вижу аналогии, — ответил доктор Ашок. — Сита была похищена и изнасилована Раваной, царем демонов с Цейлона. Слава богу, Лакшми никто не похищал, не насиловал, да и Раваны у нас нет. Следовательно, не будет и войны за освобождение Ситы. Не будет разгрома Раваны Рамой и его союзниками-обезьянами. Честно говоря, у нас нет никаких врагов, кроме ваших проклятых обезьян, шастающих по улице у гостиницы «Хей-Адамс».

Я хотела заступиться за Джека и Джилл. Но Джеральдина перебила меня.

— Вы должны найти символический эквивалент, — сказала она.

Должна сказать, что в тот вечер Джеральдина была просто ослепительна. На ней было потрясающее платье от Баленсиаги, взятое из витрины Смитсоновского музея с лучшими творениями мастеров высокой моды двадцатого века. Это платье было сшито в тридцатых годах для знаменитой красавицы, которую звали миссис Гаррисон-Уильямс. Хотя миссис Уильямс была немного выше Джеральдины, у них обеих была узкая талия. Я знаю это, потому что сама помогала подгонять платье. Кроме того, в честь нашего первого обеда в Блэйр-хаусе Джеральдина надела изумрудное колье императрицы Жозефины и маленькую бриллиантовую тиару, принадлежавшую Марии-Антуанетте. Эффект был… умопомрачительный.

Я надела другой шедевр из коллекции Смитсоновского музея. Классическое платье из алого камчатного полотна, скроенное гениальным Чарльзом Джеймсом. Хотя я всегда была равнодушна к одежде, должна сказать, что в тот вечер тоже не ударила лицом в грязь.

— Джайлс, бывают времена… — начала Джеральдина. Но наш хозяин прервал ее:

— Доктор Ашок!

— Доктор Ашок. Интересно, кто вы на самом деле? Я хочу сказать, в глубине души. Является ли доктор Лоуэлл воплощением доктора Ашока, или все обстоит наоборот?

— Это великая тайна, моя дорогая Джеральдина! Лично я думаю, что каждый из них адекватен друг другу, но ни один из них не является мной.

Джеральдину это позабавило. Меня нет. Она была аналитиком.

— В генетике метаморфоза, — говорила она, — то же, что джокер в покере. В науке джокер ведет себя так же непредсказуемо, как и в картах. А психология — тоже наука.

— Привет, — сказал Калки. Они с Лакшми стояли на пороге.

Джайлс вскочил на ноги и произнес «пранам». Мы с Джеральдиной поднялись тоже. Мы всегда вставали, когда они входили в комнату. Не знаю почему. В конце концов, мы знали их как облупленных. Видели их в купальных костюмах. Работающих в саду. Потеющих на солнце. Покрытых пузырями от ядовитого сумаха. И тем не менее в них было что-то… не скажу «божественное», потому что это слово для меня ничего не значит, но магическое. И, конечно, они были красивы физически. В тот вечер Лакшми надела жемчуга, которые я привезла ей из Парижа. Пурпурное творение Диора маскировало ее беременность. Калки в черном бархатном костюме казался совсем юным.

Они восхищались нефритом, картинами, мебелью. В тот вечер каждый из нас впервые оказался в заново отделанном Блэйр-хаусе. Мы обсуждали работу Джайлса и делились замечаниями. Теперь мы все, нравилось нам это или нет, стали страстными домохозяевами и дизайнерами по интерьеру. Лакшми постепенно переделывала Белый дом. Думаю, успешно. В качестве образца она взяла «Шератон-отель», столь любимый нашими последними президентами. Нам с Джеральдиной пришлось поработать больше, чем другим (по крайней мере, я так думаю), потому что комнаты в «Хей-Адамсе» были тесные, с низкими потолками, и нисколько