И потом один доблестный трупер отделился от остальных и на полном скаку атаковал нашу линию. Его лошадь перепрыгнула через последнюю из наших веревок только для того, чтобы очертя голову нырнуть в заполненный снегом длинный ров.

В то же мгновение живая изгородь, казалось, взорвалась. Из нее вылетели звезды, и дьяволы, сделанные из красного и синего, оранжевого и желтого огня, заметались среди лошадей, скуля, свистя, визжа и завывая, качаясь и поворачивая, прежде чем взорваться в облаках цветного дыма и летящих искр.

— Делать бум, — с важным видом объявил Орев, устраиваясь на моем посохе. — Конь идти. Идти дыр. — Или, по крайней мере, я думаю, что он так сказал — его было трудно расслышать из-за шума фейерверков.

Да и не очень-то меня волновало, что он сейчас сказал. Благодарный за его новое тепло, я засунул азот Гиацинт обратно за пояс и, увидев бегущего ко мне Римандо, спрыгнул с лестницы и спокойно (надеюсь) направился к нему, размеренно помахивая своим посохом и твердо ставя его на каждом шагу, так что Орев заерзал и захлопал на рукоятке, а потом перепрыгнул ко мне на плечо.

— Можем мы открыть огонь, сэр? — крикнул Римандо.

Я подождал, пока он подбежит поближе, и негромко сказал:

— Лейтенанты могут бегать, капитан. Капитаны ходят.

— Да, сэр. — Он остановился, выпрямился и отдал честь. — Можем ли мы открыть огонь, сэр?

— Вы нацелились на участок позади линии пехоты, идущей на нас, как я вам приказал?

— Да, сэр.

— В таком случае вы можете открыть огонь, как только вражеская кавалерия будет отброшена в этот же район, капитан.

— Они уже там, сэр. — Он показал пальцем.

— Тогда вы можете открыть огонь.

Он резко развернулся и с криком бросился обратно к стогу сена с пушкой, но мне показалось, что прошло очень много времени, прежде чем она заговорила и ее первый выстрел поджег сено, из-за чего половине расчета пришлось бороться с огнем, чтобы он не перекинулся на боеприпасы, оставив только двух человек, чтобы заряжать и стрелять.

Пушка в сарае выстрелила вскоре после этого — у меня сложилось впечатление, что ее расчет услышал первый выстрел и в последний раз проверил высоту и направление, прежде чем потянуть за шнур. Почти сразу же за ними выстрелила пушка в лесу у реки, самая большая и отдаленная из всех; раздался страшный грохот, и мне показалось, что я чувствую, как содрогнулась земля.

После этого я мало обращал внимания на то, какая пушка стреляла в какое время и какая из них оказывала наибольшее влияние на войска нашего противника. На дереве перед фермой сидел офицер Инклито, который сигнализировал о таких вещах желто-черным флагом на палке; и хотя мне сказали, что означает два взмаха вверху, четыре взмаха внизу и все остальное, я уже забыл большую часть кода. Какие бы сигналы ни посылались, наши снаряды разрывались среди врагов, ударяясь о каменистую землю и выбрасывая гейзеры охристой пыли и летящих камней, которые только казались мне маленькими, когда я спешил вперед к нашим стенам из заполненных землей мешков, вдоль которых стояли женщины и пожилые мужчины; я знал, они были огромными и очень опасными для тысяч перепуганных труперов Солдо и сотен лошадей, уже и так обезумевших от страха.

— Еще бум, — пробормотал Орев, и молодая женщина с мускулистыми руками и широкой улыбкой сказала:

— Выглядит довольно неплохо, не так ли, мастер Инканто?

Я кивнул и серьезно сказал ей так, словно говорил с Инклито:

— Мы должны уничтожить эту кавалерию до того, как она сможет сделать вторую попытку.

— Думаю, теперь они знают наши фокусы.

— Да, и фейерверков осталось не так уж много. — Пока я говорил, я искал способ перелезть через ее стену, как перелезал через стену Маттака на Золотой улице, но по ту сторону этой стены не было ни одного услужливого, кровожадного сержанта, который помог бы мне, — только глубокий ров, полный снега.

— Мы победили! — воскликнула другая женщина.

Я покачал головой и хмуро поглядел на нее:

— Пока нет, но мы победим.

Я видел их призрачные трупы у подножия стены, мертвых женщин с открытыми вытаращенными глазами и мертвых мужчин, их седые бороды (их белые бороды) были окрашены их собственной кровью. Гагарка снял нижнюю рубашку, чтобы вывесить ее из окна Хузгадо; но та нижняя рубашка была такой же красной, как и бороды стариков, а у меня ее не было, ни красной, ни белой, хотя шерстяная нижняя рубашка очень помогла бы на таком ветру.

— Они все равно нападут на нас, не так ли? — спросила другая женщина; ее волосы были перевязаны белой тряпкой, и она стояла рядом с деревянным ящиком с патронами для карабина. Я попросил ее дать мне свою тряпку, обвязал ею мой посох и пошел к концу стены, где по настоянию Сфидо мы оставили узкое пространство между стенами и рвами.

Кто-то — кажется, первая женщина, с которой я заговорил, — крикнула: «Они тебя пристрелят!» — и Орев беспокойно пробормотал:

— Нет бум!

Каждый следующий шаг был тяжелее предыдущего. Я добрался до точки, которую отметил глазом как среднюю точку, и понял, что это не так, и шаг за шагом продвигался вперед после этого, размахивая своим флагом, чтобы сигнализировать одно и только одно, снова и снова. Неужели майтера Мрамор чувствовала себя так же, когда я, находясь в относительной безопасности, наблюдал, как она ровными шагами приближается к вилле Крови?

— У меня в кармане лежит ее новый глаз, — сказал я Ореву. — Глаз майтеры Мрамор. Надеюсь, ты помнишь майтеру Мрамор?

— Сталь дев.

— Та самая. Если меня убьют, ты должен будешь передать ей ее новый глаз.

Я достал его из кармана, чтобы показать ему, и он сказал:

— Муж идти. Нет стрелять.

Ко мне приближался полковник Терцо. Вместо флага перемирия он держал в руке игломет:

— Вы убиваете наших людей, — сказал он, — и убиваете наших лошадей.

— Мы с радостью остановимся (боюсь, что это прозвучало извиняющимся тоном), как только вы дадите нам для этого какую-нибудь причину.

— Я бы пристрелил вас на месте!

— В меня стреляли и раньше, — сказал я ему, и это подействовало на него сильнее, чем я ожидал; рука, державшая игломет, заметно задрожала, и, хотя он был еще слишком далеко, чтобы я мог быть уверен, мне показалось, что он побледнел.

Я двинулся вперед, пока мы не оказались лицом к лицу, как двое мужчин, разговаривающих на улице. Звук разрывающихся снарядов здесь был громче, а выстрелы больших орудий походили на отдаленный гром. Я склонил голову набок, прислушиваясь к морской песне Саргасс на этом поле стерни, дыма и смерти.

— Дуко не посылал меня сюда, — сердито сказал Терцо. — Как и генерал Морелло. Я пришел из дружбы к вам.

Я кивнул в знак благодарности.