полностью мне верна и не станет трепать языками даже со своими. Потому и создала двойников. Нужно постепенно раскрывать часть секретов, ведь доверие — штука обоюдная, и если соратники узнают о некоторых не слишком важных и оттого не особенно скрываемых вещах не от меня, то сие — сильно в теории, но всё же — могут использовать против меня.

А если кто-то проговорится… что же, утекшая на сторону информация о более тонком контроле над куклами не несёт для меня серьёзной угрозы. Остальные же, более опасные вещи — так и останутся тайной для не оправдавших надежд подчинённых.

— Генри? Ты что здесь делаешь? — Воскликнул хозяин помещения, талантливо изобразив непонимание и, очевидно, намереваясь начать пояснительную беседу с марионеткой.

На самом деле, наш визави специально тянул время, чтобы оценить поведение гвардейца, нехарактерно себя ведущего, успокоиться и выработать новую позицию. А нам этого не нужно. Начинаю понемногу применять деэмпатию и, подав незаметный знак ребятам, отдаю мысленную команду немёртвому.

— Что, папаня — не ожидал, что кто-то между жизнью и преданностью твоей дряблой заднице выберет жизнь?

— Не только жизнь, но и справедливость, — опустив голову, добавила марионетка «не желающая встречаться глазами с буравящими его взглядами других находящихся в помещении гвардейцев».

— Справедливость?! Да я тебя из грязи поднял! Тебя, безродного, неблагодарного смерда, на девушке из рода женил! О какой справедливости ты смеешь заикаться, предатель?! — эту — на сей раз вполне настоящую — вспышку эмоций Хиро подавить не удалось, по крайней мере сразу.

— Вы знаете, о какой, — оторвав глаза от земли и уставившись в переносицу бывшего босса, заявил марионетка-Генри.

Пусть немёртвый воитель и прошёл пробуждение с подчинением, а потом действительно рассказал много интересных подробностей о своём боссе, от части из которых я отталкивалась, строя разговор. Однако, если смотреть с позиции группы и судить по репликам, могло показаться, что, управляя куклой напрямую, я сделала «удачный выстрел», опираясь на предварительно собранную информацию о главе Ван.

Каждый, смотря на одно и то же, видит свою картину и верит в её истинность, когда действительность сильно от неё отличается. Разве не забавно?

Несмотря на подавленные эмоции, на краю сознания проскочила лёгкая искорка веселья.

Тем временем события продолжали развиваться. Хиро, которому, помимо прочего, намекнули об истинном отцовстве ребёнка «девушки из рода» — инцест дело семейное, но обществом неодобряемое, вот и выдал герой-любовник свою внученьку замуж — разозлился и перешёл к угрозам. Он, как и многие дворяне, считал, что его честь не несёт урона, если неблаговидные поступки не стали достоянием общественности. И срыв покровов стал для него унижением не хуже прилюдного плевка в лицо. Казалось, главный Ван на миг забыл о том положении, в котором сейчас находится. Не будь гвардеец, лорд которого не прекратил время от времени «дружить телами» с его женой — и без того марионеткой, похотливый аристократ его бы определённо убил, не считаясь с затратами на киллеров.

— Тебе, неблагодарная грязь, доверили миссию воспитания ребёнка высшей крови! А ты что же — смеешь плевать в лицо за оказанную милость?! Ты правда веришь, что сможешь уйти от возмездия?

— Вам, бывший господин, стоит лучше позаботиться о себе и вашем благословенном роде, — под почти ощутимый зубовный скрежет бывшего начальства, отбил гвардеец; несмотря на своё плачевное состояние мёртвой марионетки, он был счастлив высказать наболевшее. — Мы, знаете ли, нашли много интересных документов в кабинете вашего «верного» сына.

И уже ко мне:

— Госпожа?

Киваю, тем самым как бы разрешая марионетке показать элдлорду часть добытого в кабинете Камуи, а также некоторые другие интересные вещи, полученные группой А и Юрэем у всяких сомнительных личностей.

Яростно сверкнув глазами, феодал резко выхватил бумаги из рук «предателя» и начал в них вчитываться.

По мере того, как любвеобильный аристократ знакомился с новыми документами и записями, выражение его лица менялось. Раздражение, возмущение, злость, напряжение, за которым мелькнул страх — и в конце снова каменная маска, под которой спрятались все эмоции.

«Хм… стоит ли продолжать его «раскачивать» или серьёзный разговор лучше вести с более собранной версией?»

Хиро поднял голову и очень внимательно на меня посмотрел.

— Все вон, — обратился он к беловолосой служанке и напряжённо наблюдающим за нами воителям из охраны.

— Но, господин!.. — выступил вперёд один из гвардейцев, очевидно, старший.

Однако лорд даже не позволил ему закончить свою мысль.

— Я непонятно выражаюсь? — холодно осведомился он. — Убирайтесь! И не забудьте проследить за отсутствием лишних ушей.

— Да, мой лорд, — проговорил воитель, склонив голову и прижав кулак к груди. — Я понял. Будет исполнено.

— Кей, распредели наших, чтобы присмотрели за слугами твоего возлюбленного родителя.

— Сделаю. А папаня меня всё равно не любит и не признаёт, — шмыгнул тот носом, безбожно переигрывая, — даже разговаривать не хочет!

…Лучше поищу и возлюблю миленькую кровную сестричку, — расстроенное выражение лица моментально вернулось к прежней ухмылке весёлого социопата. — В свободное от службы время, конечно, — взлохматил он волосы, подчёркнуто не обращая внимания на убийственные взгляды «любящего отца» и Акиры.

«Странно, — на границе сознание мелькнуло лёгкое удивление реакции рыжей. — Она же знает, что Кей специально бесит отца», — впрочем, вспышка любопытства почти сразу угасла. Отношения нашей парочки — не то, что мне сейчас интересно.

— Надеюсь, что ваши люди имеют понятия о правилах поведения? — когда ребята ушли, проговорил мой визави с подковыркой и скрытым беспокойством в голосе.

— Не переживайте. Кей скорее убьёт новообретённую родню, чем подвергнет насилию, — хотя насчёт невозможности близкого знакомства нашего болтуна с симпатичной родственницей по, так сказать, обоюдному согласию — я не поручусь. — «Особенно если рядом не будет Акиры», — добавляю уже мысленно. — В любом случае он не станет впадать в крайности… без приказа, — заканчиваю, «успокоив» аристократа.

Не то чтобы Хиро так сильно радел за честь или жизни находящихся во дворце родичей. Однако эмпатия подсказывала: