— Путник, проходя мимо молодой лозы с тяжелыми гроздьями, должен сделать ей опору. Созрев, виноград сам упадет в его руки.

Они попрощались, и Хабиб вернулся в шатер отца, но на рассвете следующего дня поспешил к тому, кто уже начал замещать в его сердце покойного Иль-Факиса. Рыцарь начищал свое оружие и проверял конскую упряжь.

— Как? Ты делаешь всё своими руками? — поразился сын Саламиса.

— Да, мой юный повелитель! Когда стремишься к славе, не стоит пренебрегать ничем из того, что может пригодиться на пути ее завоевания, у настоящего рыцаря только одно зеркало — его оружие.

Тем временем приготовили ристалище для поединка между Саламисом и неизвестным воином. Протрубили в рог, бесчисленная толпа зрителей окружила арену, соперники выехали с двух сторон, и каждый из них выглядел столь превосходно, что невозможно было предугадать, кто из них сильнее и кто одержит победу. Они были вооружены равными по весу копьями, сидели верхом на равных по росту и мощи конях. Будто молнии, бросились противники один на другого, но, несмотря на нанесенные удары, оба остались в седлах, только копья их разлетелись в щепки{278}. Саламис ни разу в жизни не встречал такого сопротивления и поразился всей душою, поняв, что страшный удар его ни к чему не привел. Однако и противник эмира, по причинам, о которых еще не время говорить, тоже был весьма изумлен. Правитель подал знак рыцарю, что хочет с ним переговорить. Тот спешился и подошел к Саламису.

— Доблестный воин! — сказал эмир. — Ты показал мне, на что способен. Потому надеюсь, завтра с мечом в руке ты тоже будешь мне достойным соперником.

— Великий эмир! — признался неизвестный. — Еще ни одному смертному не удавалось взять надо мною верх. К огромному моему удивлению, я узнал, что на свете всё же есть человек, который может сравниться со мною. Ты оказал мне честь, я не могу не принять твой новый вызов.

Соперники пожали друг другу руки и разошлись. Повинуясь сыновнему долгу, Хабиб поспешил в шатер отца и выразил ему свое восхищение, а потом, уступив дружеским чувствам, направился к рыцарю, который снимал доспехи с помощью приставленных к нему людей.

— Значит, ты всё же не брезгуешь услугами тех, кто должен исполнять твои приказания?

— Нет, мой милый Хабиб. Вот послушай одну притчу. Когда солнце встает, оно не пользуется ничьей помощью, чтобы всю землю осветить своими лучами, зато на закате, погружаясь за море, оно позволяет волнам их загасить.

— Я отвечу другой притчей, — сказал Хабиб, — или, скорее, истиной, которую я понял сегодня: герой, который, не дрогнув, выдержал сильнейший удар, нанесенный копьем моего отца, ослепил меня своим блеском, и этот блеск не угаснет для меня никогда.

— Один еще не оперившийся орленок, — продолжил рыцарь, — впервые открыл глаза, заметил светлячка в листве соседнего дерева и был ослеплен его блеском. Царь птиц еще не подозревал, что наступит день, когда он будет смотреть на солнце не моргая.

— Думаю, Феникс{279}, говорящий со мною, — промолвил Хабиб, — умеет целым и невредимым возрождаться из пепла и недооценивает своего превосходства.

— У меня нет никакого превосходства над тобою, мой милый Хабиб, — сказал рыцарь и обнял юношу. — Разве что дружеские чувства, которые ты мне внушил, перерастут в любовь и она окажется сильнее твоей.

— Если бы я мог открыть тебе свое сердце, — возразил сын Саламиса, — ты признал бы себя побежденным, но не следует лишать моего отца удовольствия видеть тебя. Я знаю, он уважает героев, а ты один из них, хоть и не желаешь с этим согласиться.

— Возможно, — отвечал чужеземец, — когда-нибудь один из нас и станет героем, но пока я не вижу здесь никого, достойного этого звания.

Так, беседуя и держась за руки, Хабиб и индийский воин дошли до шатра эмира и весьма обрадовали Саламиса, заметившего, что между ними зарождается дружба, которую он всем сердцем желал укрепить.

Эмир поспешил навстречу рыцарю, всячески выказывая ему глубокое почтение.

— Надеюсь, тебя уже не смущают испытания твоей силы и мужества, коим я тебя подвергаю, — сказал Саламис. — Поверь, я делаю это не ради того, чтобы составить свое мнение. Я управляю народом воинственным и жаждущим славы и хочу, чтобы ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в выдающихся достоинствах моего избранника. Моя забота об этом дойдет до того (и ты еще поблагодаришь меня за такой шаг), что после окончания нашего состязания я позволю всякому, кто захочет оспорить твою победу, вызвать тебя на поединок. А пока насладимся настоящим, завтра мы всех заставим восхищаться тобою.

Следующий день стал днем самой поразительной битвы из всех, что когда-либо видели арабы. Каждый герой со щитом в руках пытался поразить противника, но не успевал один замахнуться, как другой уже отражал удар и наносил ответный. Затем щиты и мечи были отброшены прочь и началась схватка рукопашная: так же напрасно буйные ветры пытались бы сокрушить ливанские кедры — пусть даже всё вокруг содрогнется, но не явилась еще такая сила, чтобы вырвать их из земли.

Эмир почел, что не время злоупотреблять вниманием удивленных зрителей — он нашел равного себе противника, и это радовало его куда больше, чем победа.

— Доблестный рыцарь, погоди, давай приостановимся на мгновенье, — предложил он. — С каждой минутой возрастает мое изумление, ибо никто и никогда не оказывал мне подобного сопротивления. При этом раньше я не столько гордился своим превосходством, сколько печалился из-за нашего несовершенства, сравнивая возможности человека с тем, чем наделены некоторые звери. Ты разрушил мои представления. Теперь, когда я испытал твою силу, я возношу льва уже не так высоко. Давай же прекратим эту тяжкую и бесполезную борьбу, пусть снова подадут нам коней, и мы еще раз сразимся на копьях.

Новое состязание стало еще одним торжеством для двух рыцарей: оба они показали всё, что только может дать человеку ловкость, хитрость и сила. Однако спустя какое-то время эмир начал уставать: несмотря на богатырскую мощь Саламиса, молодость соперника стала для правителя непреодолимым препятствием. Впрочем, отец Хабиба уже убедился, что неизвестный рыцарь обладает всеми качествами, необходимыми для места, которое он хотел ему доверить. Осторожности ради Саламис положил конец поединку, опустил оружие и знаком приказал чужеземцу сделать то