–С чего бы это вдруг?

–Из-за всего этого стресса у тебя заметно ухудшился аппетит.

–Правда?– повела бровью я, хотя на самом деле знала, что это правда.

Действительно из-за всей этой погони за Больничным Стрелком и возни с Ламбертом, мой сон стал нерегулярным и прерывистым, что с каждым днём только усугубляло ситуацию с моим заметно уходящим куда-то вдаль аппетитом. Влияли, конечно, и сырая погода, и серость осенних дней, и мои бурные ночи с Арнольдом, однако если из-за недосыпа я действительно могла страдать и потому в последние недели была не прочь вздремнуть пару лишних часов прямо посреди дня, тогда с недоеданием у меня, похоже, намечались серьёзные проблемы. С каждым днём есть хотелось всё меньше и меньше, приёмы пищи я с легкостью заменяла выпиванием лишней пары-тройки стаканов воды, и в итоге уже начинала чувствовать лёгкую усталость из-за нехватки энергии, однако ничего не могла с собой поделать – стресс всерьёз отбивал во мне желание регулярно питаться. Сегодня я вообще поела только один раз, в обед: сначала отменила завтрак, теперь отказывалась от ужина.

–Я объелась в обед,– в ответ поджала губы я.

Я не лгала – я действительно переела в обед, запихав в себя две порции риса с рыбой, после чего ещё выпила три чашки чая и съела целую плитку пористого шоколада. Возможно, из-за двухнедельного недоедания, сегодня в обед мой организм действительно слегка перестарался, вместив в себя больше положенного, и потому сейчас я лишь сделала пару глотков минеральной воды, после чего решила покончить с ужином не успев к нему приступить:

–Я сыта,– для убедительности решила добавить я.

–Может быть, всё же обсудим случившееся?– во второй раз за всё время с момента нашего выхода из здания суда поинтересовался Арнольд. В первый раз, по пути в лабораторию, я наотрез отказалась говорить на эту тему, но сейчас меня как будто бы начало отпускать.

–Он сказал, что, возможно, мой отец мог являться инициатором моей кражи, если таковая вообще состоялась и вся эта байка не грязная ложь… – скрестив руки на груди, я тихо вздохнула.– Я не верю в это. Мой отец был порядочным доктором и хорошим человеком. Знаю, мне было всего три, когда его с мамой не стало, но я помню обоих своих родителей. Мать совсем смутно, скорее даже образно, но и лицо отца, и его голос я хорошо помню до сих пор. Он был добрым человеком. Он не мог так поступить: не мог украсть младенца, украсть меня…

–Конечно не мог,– положив предплечья на стол, Арнольд сказал то, что я хотела услышать, и я это понимала.

–Но… – я сдвинула брови.– Правда заключается в том, что я не хочу знать эту правду. Ламберт думает, будто скрывая правду о ночи, в которую я появилась на свет, он мстит мне, но на самом деле мне от этого легче… Легче не знать… То есть я не хотела бы узнать, что мой отец украл меня у моих настоящих родителей. Мой отец дарил мне красивых кукол, носил меня на своих сильных плечах, покупал мне кокосовое мороженое и украшал мою голову огромными, и самыми красивыми бантами… Я помню, как сильно он меня любил, и как сильно его любила я… И поэтому я говорю себе, что уверена в том, что вся эта история, будто бы мой отец мог быть инициатором подмены – это всего лишь сказка Ламберта, придуманная им лишь для того, чтобы ужалить меня побольнее. Однако на самом деле я понимаю, что всего лишь хочу верить в то, что мой отец невиновен, что преступником в этой неправдоподобной истории может быть только Ламберт… Я вспоминаю его на допросе. Он сказал мне следующую фразу: “Вам было бы очень-очень интересно узнать историю младенца №1, но ещё не время”. До сегодняшнего дня я всё ломала голову над этой фразой, никак не могла понять её скрытый смысл, но теперь понимаю: он знал, что раскроет правду сегодня, перед большой публикой. Раз уж он пойман и отрицание его вины ничего ему не обещает, он хочет славы. И он её получает.

–Ещё становится понятным, почему на допросе Ламберт, говоря об этой подмене, делал упор только на одного младенца, и почему им изначально была задокументирована информация только об одном, а не о двух младенцах. Вторая девочка умерла из-за его врачебной ошибки, спустя несколько часов после совершенной им подмены.

–А тем временем я выросла и стала казаться ему опасной: ястала следователем, а позже и подругой Рене. Я была ближе к разгадке и к нему самому, чем ему того хотелось бы.

–Как ты чувствуешь, слова Ламберта о том, что тем младенцем являлась ты, могут оказаться правдой?

Прежде чем ответить, я несколько секунд подумала.

–Если правдивость его слов подтвердится, тогда он окажется прав вдвойне – я действительно всю свою жизнь гналась не за его отцом, а за ним. Потому что в случае, в котором его слова правдивы, именно он, а не его отец, лишил меня родителей.

–Нет, всё же ты гналась за Больничным Стрелком. Ты ведь не веришь в то, что твой отец, даже окажись ты не его биологической дочерью, украл тебя. Получается, ты гналась за мерзавцем, отнявшим жизни твоих приёмных родителей, тем самым неосознанно нагоняя мерзавца, отнявшего у тебя биологических родителей.

–Сегодня я впервые увидела мистера и миссис Холт. Перед началом суда они так смотрели на меня, что у меня плечи дёрнулись от их взглядов…

–И что ты будешь делать, если это окажется правдой?

–Я не верю в то, что это правда,– подчеркнула категорическим взмахом головы свои уверенные слова я.

–Совсем?– в неверии повёл бровями Рид.

–Совсем.

–А как же неоспоримый факт твоей внешней схожести с Тессой Холт? Я указал тебе на него сразу после нашей первой встречи с ней. По-моему, сходство ваших внешних характеристик очевидно.

Я замерла. Он был прав: Тереза Холт отличалась от меня только цветом глаз и ростом – у меня были карие глаза, в то время как она была голубоглазой, и я была немногим ниже неё. А ещё у неё волосы были длиннее и она была младше меня примерно на восемь лет, но в остальном… В остальном её внешность была крайне близка к моей. От этого осознания я сжала зубы сильнее.

–Семейство Холт, насколько я понимаю, не только обеспеченное, но и весьма большое,– прищурился Арнольд.– Разве ты никогда не мечтала о большой семье?

Естественно мечтала. Папа, мама, братья, сёстры, племянники, совместные уикенды, общие праздники и бесчисленное множество фотографий на каминной полке, на которых было бы запечатлено неприлично много счастливых моментов моей жизни. Но… Правда заключалась в том, что это лишь мечтания – не моя реальная жизнь. Вернее, моя непрожитая жизнь, то есть неслучившаяся, а потому неправдивая.

Я тяжело вздохнула и сжала руки ещё сильнее, после чего произнесла вслух очередную свою правду:

–Дело в том, что я привыкла к одиночеству. Большая семья – это детская мечта. Я из неё уже давно выросла. Мне хорошо одной, хорошо быть самой по себе, а Холты… Их слишком много, понимаешь?

–Понимаю. Слишком много посторонних для тебя людей.

–Именно. Окажись весь этот ужас правдой – они атакуют меня. А я их не знаю. Хотела бы знать, если они действительно моя биологическая семья, но я не знаю их и с этим ничего уже не поделаешь. Мне тридцать пять, все они тоже зрелые и сформировавшиеся личности, со своими тараканами в головах…