Во второй половине дня 15 апреля Хейнрици почувствовал, что приближается момент начала неприятельского наступления. Он хорошо изучил русских и по многочисленным приметам видел, что на рассвете здесь настанет ад. В 22:45 он приказал отвести войска с двух первых линий обороны. Действовать надо было быстро – светало в 05:30 по берлинскому времени.

Жуков рассчитывал на сокрушительный удар своих 14 628 орудий и тяжелых гаубиц, на свою 1531 реактивную установку «катюша» и 4000 самолетов. В 03:45 он прибыл на КП Чуйкова возле Рейтвейна, на острие семидесятиметрового скалистого выступа, нависшего над Одербрухом. Сталинградский Лев с трудом скрывал раздражение оттого, что у него над душой стоит командующий фронтом. Едва он заговорил с Жуковым, который был сильно не в духе, как вынужден был прерваться: в небо взмыли три красные ракеты. И едва стрелки часов показали 4, у Чуйкова заложило уши от жуткого воя: реактивные установки одновременно выпустили 30 000 снарядов. Затем огонь открыли 15 000 артиллерийских орудий. В Берлине, в 70 км оттуда, жители проснулись от глухого грохота, накатывавшегося с востока. На столах дрожали стаканы.

Основной удар пришелся на первую линию… которая была почти пуста! По более удаленным целям советские артиллеристы стреляли почти вслепую. Интенсивность огня была такова, что земля стала похожа на лунный пейзаж, усеянный расположенными одна подле другой образованными разрывами воронками-кратерами, тут же наполнявшимися водой. Как же советский гений мог справиться с этим новым вызовом, ведь перед ним уже стояла тяжело решаемая задача – например, на участке 8-й армии, протяженностью в 5000 метров, преодолеть десять водоотводных каналов, каждый шириной в два противотанковых рва?

Но пока до этого было еще далеко. В 04:20 вспыхнули огни зенитных прожекторов, расположенных через каждые 150–200 метров и в 400 метрах позади первой линии окопов. Результат их применения получился жалким, о чем открыто заявил генерал Чуйков: «Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Даже прожекторы не могли пробить эту завесу, и нам было трудно наблюдать за полем боя. Как на грех, еще и ветер дул навстречу. В результате высота 81,5, на которой разместился командный пункт, вскоре была окутана непроницаемой мглой. Тогда мы вообще перестали что-либо видеть, полагаясь в управлении войсками лишь на радиотелефонную связь да на посыльных»[699].

Добавим к этому, что выделявшиеся на светлом фоне, созданном огнем прожекторов, танки и пехотинцы представляли собой отличные мишени. Отчаянные просьбы командиров полков и дивизий погасить прожекторы не были услышаны. Кроме того, сильный ветер поднял целую стену из пыли и дыма, еще больше затруднившую задачу для наземных частей. Видимость не превышала 10 метров! Поэтому с самых первых минут наступления возникло замешательство, а в 150 метрах впереди катился двойной огненный артиллерийский вал.

Восемь армий Жукова бросились в этот ад и… забуксовали. За восемь часов тяжелых боев они продвинулись на разных участках всего на 3000–7000 метров. Пехота топталась на месте, танки застряли на дорогах-дамбах, представляя отличные мишени для немецкой артиллерии, не пострадавшей от советского огня. Зажатые в пробках T-34 и ИС-2 дали задний ход; некоторые рисковали съехать с дороги, но подрывались на минах. Чуйков и Берзарин, командовавшие танковыми армиями, которые должны были идти в прорыв (8-й гвардейской и 5-й ударной), были удивлены, но сохраняли спокойствие. А вот Жуков допустил грубую ошибку, одну из тех, за которые часто упрекал своих командующих фронтами: он ввел танковую армию в бой в неудачный момент.

«К 12 часам дня, – рассказывает Чуйков, – войска 8-й гвардейской армии прорвали первые две позиции противника и подошли к третьей, которую с ходу захватить не могли. Скаты Зееловских высот так круты, что наши танки и самоходки не могли на них взобраться и вынуждены были искать более пологие подъемы. Эти подъемы шли вдоль дорог на Зеелов, Фридерсдорф и Долгелин. Но здесь противник создал сильные опорные пункты обороны. Для подавления и захвата этих опорных пунктов требовался точный и сильный огонь орудий. Артиллерия должна была перейти на новые позиции, ближе к Зееловским высотам.

Я приказал подтянуть артиллерию, организовать взаимодействие между пехотой, танками и артиллерией и в 14 часов после 20-минутного огневого налета атаковать Зеелов, Фридерсдорф, Долгелин и захватить Зееловские высоты.

Как уже говорилось выше, командующий фронтом маршал Г.К. Жуков находился на моем командном пункте. Отсюда он руководил войсками и поддерживал связь со Ставкой. […]

Видимо, желая усилить темп наступления и ускорить прорыв обороны противника на Зееловских высотах, командующий фронтом принял решение ввести в сражение в полосе нашей армии 1-ю гвардейскую танковую армию М. Е. Катукова и 11-й отдельный танковый корпус И.И. Ющука. Им была поставлена задача с ходу захватить Зееловские высоты и развивать наступление на Берлин (ранее намечалось ввести эти танковые соединения в бой после того, как оборона врага будет прорвана)[700].

Когда танковые соединения начали проходить боевые порядки 8-й гвардейской армии, на дорогах стало еще теснее, а сойти с них в сторону было невозможно. Танки 1-й гвардейской буквально уперлись в наши тягачи, перетаскивавшие артиллерию, в результате чего маневр вторых эшелонов дивизий и корпусов оказался скованным. […]

Во второй половине дня небольшой успех обозначился на правом фланге армии, на участке 4-го гвардейского стрелкового корпуса, 47-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерала Шугаева, наступая севернее шоссейной дороги Кюстрин – Берлин, преодолела сопротивление противника, захватила несколько господствующих высот севернее города Зеелов, перерезала железную и две шоссейные дороги, идущие от Зеелова на Бугдорф и на Гузов. 57-я гвардейская дивизия… вечером вела бой уже за станцию Зеелов. […] Недостаточно учли мы и своеобразие местности, изобилующей естественными преградами – каналами, ручьями и озерами. Недостаток дорог сковывал наш маневр и лишал возможности вводить большие силы при атаках. Вдобавок ко всему – множество населенных пунктов, где каждый дом приходилось брать штурмом»[701].