Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это неправда, – с достоинством ответила Лионелла. – Со многими у меня сложились добрые отношения.
– Вы плохо репетируете. Вам не удается раскрыть образ.
– Репетиций еще не было.
– Ну что ж, давайте начистоту… Мне стало известно, что на вас заведено уголовное дело.
– У вас недостоверная информация. Уголовное дело заведено по факту гибели Кропоткиной. Я прохожу как свидетель.
Директриса смерила Лионеллу недоброжелательным взглядом:
– Да вы цепкая особа. Вас голыми руками не взять.
– Повторяю: я все равно буду играть в этом спектакле.
– Еще и бесцеремонная! – Валентина Ивановна шлепнула на стол пару листов. – Подписывайте! И прекратите ломаться!
– Минуточку… – Лионелла достала телефон и набрала номер мужа: – Лев, пожалуйста, скажи, чтобы Арнольд Юрьевич срочно приехал в театр. Я в кабинете директора. – Закончив разговор, она улыбнулась: – Всего несколько минут. Подождем?
– Я не понимаю зачем…
– Не могу же я подписывать серьезные документы без адвоката, – сказала Лионелла и поинтересовалась: – Здесь можно курить?
Директриса придвинула к ней пепельницу, в которой были окурки с ободками свекольной помады. Лионелла достала из сумочки пачку тонких сигарет и, сунув одну в мундштук, щелкнула зажигалкой.
За несколько минут ожидания Лионелла ни на секунду не потеряла спокойствия. Красивыми округлыми жестами она подносила мундштук к губам, медленно затягивалась и так же медленно выпускала голубоватую струйку дыма.
Вскоре раздался вежливый стук в дверь, и в кабинете появился Венявский.
– Вы адвокат? – спросила директриса.
– Арнольд Юрьевич Венявский. Представляю интересы Лионеллы Павловны Баландовской.
– Пройдите к столу и помогите вашей клиентке подписать соглашение.
Венявский сел рядом с Лионеллой и поинтересовался:
– О чем идет речь?
– Директор театра хочет расторгнуть мой договор.
– А вы этого хотите?
– Нет, не хочу.
Венявский перевел взгляд с Лионеллы на Валентину Ивановну:
– Должен вам разъяснить, что мы подадим в суд и, безусловно, выиграем это дело.
– Откуда такая уверенность? – холодно улыбнулась директриса.
– Пункты договора два-три-один и семь-один-пять предоставляют нам эту возможность. Я сам вел переговоры с вашим юристом перед заключением договора. Сожалею, что он вас не проинформировал.
Валентина Ивановна отыскала в стопке бумаг договор и, перелистнув пару страниц, перечитала названные пункты.
Внезапно побагровев, она проронила:
– Какое головотяпство…
– Кому адресовано это замечание? – поинтересовался Венявский.
– Уж точно не вам! – Она сгребла со стола оба экземпляра Соглашения о расторжении договора и сердито посмотрела на Лионеллу:
– Вы продолжите работу в театре, но это не сделает вас счастливее. Скорее наоборот.
* * *
На читку Лионелла явилась с полуторачасовым опозданием, и это был ее личный рекорд.
– Меня вызывала Валентина Ивановна. – Слова, сказанные в оправдание, показались ей недостаточными, и она добавила: – Как только закончили, я сразу – сюда.
– Присаживайтесь, – пригласил ее Магит. – Мы застряли на диалоге Сони и Астрова. Ваш кусок с Астровым из третьего действия будет чуть позже. – Он огляделся. – Зорькина! Анжелина! Где вы?
– Я здесь. – Из-под стола появилась гладкая головка с изящной шейкой, затем девичьи плечики и едва заметная грудь. – Ручку уронила, простите.
– Давайте с фразы «Михаил Львович! Вы не спите?».
Зорькина провела ручкой по строке, словно указкой, и прочитала:
– Стучит в дверь. Михаил Львович! Вы не спите? На минуту!
– Во-первых, не читайте ремарки! – взорвался Магит. – Стучит в дверь – это ремарка автора.
– Простите…
– Во-вторых, деточка, сколько раз можно повторять? Соня – хороший человек, но это еще не характер. Да, она простовата, распахнута миру, но даже у таких людей бывает отчаяние. Что же вы думаете? Она стучится в комнату к любимому человеку, чтобы сделать ему выговор, и мурлычет тоненьким, безжизненным голоском? Нет! Она собирает в кулак все свое мужество! Ее дядюшка пьян, и напоил его Астров. Соня решительно заявляет, что это нехорошо. Давайте, еще раз!
– Михаил Львович! Вы не спите? На минуту! – чуть громче пискнула Зорькина.
– Сейчас! – Подал реплику Мезенцев.
– Астров входит, он в жилетке и галстуке… – озвучил ремарку Магит.
– Что прикажете? – спросил Мезенцев и посмотрел на Анжелину.
Та выпалила, будто простучала на пишущей машинке, с короткими интервалами, без эмоций:
– Сами вы пейте, если вам не противно, но, умоляю, не давайте пить дяде. Ему вредно.
– Та-а-ак… – протянул Магит. – Уже лучше. И что же Астров?
– Хорошо! – прочитал Мезенцев. – Мы не будем больше пить.
– Пауза! – вклинился Магит. – Теперь скажите, дорогой Валерий Семенович, почему Чехов так написал?
– Вы про паузу? – уточнил Мезенцев.
– Да-да… Скажите, зачем эта пауза? Объясните. Для чего?
– Лично мне она не нужна.
– Ну, хорошо, – поморщился Виктор Харитонович. – Зачем она Астрову?
– Не знаю.
– Чтобы принять решение! Астров – человек слова и действия! И уж если он решил ехать домой ночью, будьте уверены, он уедет. Что там дальше? Читайте!
– После паузы?
– Читайте после паузы, – махнул рукой Магит. – Астров решил, что едет, и сообщает об этом Соне.
– Я сейчас уеду к себе! – с решимостью в голосе прочитал Мезенцев. – Решено и подписано! Пока запрягут, будет уже рассвет!
– Валерий Семенович, дорогой… – обескураженно проронил Магит. – У Чехова здесь нет восклицаний. Где вы видите восклицательные знаки? Покажите. Их нет. Астров говорит уверенно и осознанно, но не орет.
– Я тоже не ору, – обиделся Мезенцев.
Магит устало хлопнул в ладоши:
– Ну хорошо. Закончили. Переходим к сцене Елены Андреевны и Астрова из третьего действия.
– С каких слов? – спросила Лионелла.
– Валерий Семенович, подайте свою реплику про милую хищницу. Вы закончили говорить про бедную Соню и перешли к взаимоотношениям с Еленой Андреевной. Пошли!
– Хищница, милая, не смотрите на меня так, я старый воробей… – прочитал Мезенцев и с улыбкой взглянул на Лионеллу.
– Хищница? – Лионелла недоуменно пожала плечами и, кажется, разволновалась. – Ничего не понимаю.