«Целые» помогли им с перевязкой.

– Ну что ж, мужики, имеете право уйти в санроту… – сказал Абанин.

– Обижаете, товарищ лейтенант! – прогудел Макеев.

– Простите, мужики…

Тут справа донеслись нечастые короткие очереди «шмайссеров» и одиночные выстрелы «мосинок».

– Прорвались, гады… – выцедил Краюхин. – А патроны на исходе…

– Подъем! – скомандовал Абанин. – Берем у немцев оружие – и вперед!

Вооружившись трофейными винтовками и гранатами, разведчики набрали патронов, сколько смогли унести, и поспешили к месту прорыва – бой шел на западных скатах высоты, где располагался НП.

Кто-то из окопов отстреливался одиночными – так стреляют последними патронами.

Цепь гитлеровцев поднялась во весь рост, полагая, что окопники им не помеха, и тут налетела разведка. Длинные очереди скосили немцев, но напирали новые.

Марлен с ходу спрыгнул в окоп – никого. Подняв глаза, он увидел возле телефона связиста. Тот сидел, прислонившись спиной к стенке окопа, запрокинув вверх стриженую голову – по щеке от виска сочилась кровь.

А телефон надрывно зуммерил, ему было все равно, кто на проводе, живой или мертвый.

Исаев схватил трубку и услыхал плачущий голос связистки:

– Сосна, Сосна, миленькая, ну ответь, что с тобой…

– Сосна слушает! – ответил Марлен.

Голос сразу зазвенел хрустальным колокольчиком:

– Ответьте Десятому!

Исаев оглянулся. Якушев с Макеевым прикрывали его, отбиваясь от наседавших гитлеровцев. Вот рядом с Ванькой упала немецкая граната-«колотушка» на длинной ручке и медленно закрутилась на месте.

– Ваня! Граната! – крикнул Марлен, падая на дно окопа.

«Колотушка» взрывается на счет «пять», но Исаев уже и до семи сосчитал, а взрыва нет. Значит, успел отбросить Якушев…

Исаев по-прежнему удерживал левой рукой телефонную трубку возле уха. В правой он сжимал «шмайссер».

– Кто на проводе? – послышался голос Панфилова. – Где Первый?

Едва Марлен открыл рот, чтобы ответить, как прямо над ним, на бруствере окопа, выросла фигура немца. Исаев мигом ударил по нему короткой очередью, и фриц с грохотом, звеня всей своей амуницией, врезался головой в дно окопа.

Марлен огляделся в поисках лейтенанта. Рядом Краюхин стрелял с колена, чуть выше бил по врагу Якушев.

– Кто на проводе, спрашиваю? – надрывался комдив. – Где Первый? Что у вас там творится? Можете ответить или нет?

– Могу… теперь могу, – ответил Марлен, вертя головой. – Это я, красноармеец Исаев. Я тут случайно. Первого не вижу.

Сбивчиво докладывая обстановку, Исаев стал почему-то заикаться. Доклад выходил слишком уж длинный и подробный, и комдив перебил его:

– Все ясно! Направляю вам подкрепление – человек пятнадцать. Постарайтесь продержаться, товарищ красноармеец, минут сорок хотя бы.

– Есть продержаться, товарищ генерал-майор!

Прибежавшему Абанину Марлен передал просьбу комдива.

– Просьбу? – удивился лейтенант. – Не приказ?

– Именно что просьбу. Понимает «генерал Батя»[9], что продержаться в данном случае означает «стоять насмерть», а он этого не любит. Генерал сказал хотя бы сорок минут не сдавать позиций.

Абанин выглянул из окопа.

– А немцы прут и прут… – проговорил он озабоченно. – У тебя патронов много, Марлен?

– Полдиска к «ППШ» и один магазин к «шмайссеру».

– У-у… Да ты у нас богач! – невесело пошутил лейтенант.

Тут в окоп сполз Марьин.

– Товарищ лейтенант! Здесь артиллеристы рядом!

– Да ты что? Где?

– А вон, за рощей!

– Бегом!

Марлен подумал и отправился следом – вдвоем носиться по здешним местам было опасно для здоровья.

За рощей обнаружились ценные трофеи – немцы бежали, оставив целую батарею из четырех 75-миллиметровых орудий и больше сотни снарядов к ним.

– Товарищ лейтенант! – бросился к Абанину Якушев. – Немцы уже дважды контратаковали, все хотят пушечки свои отбить!

– Так чего же стоять? Открывайте огонь! Там целые роты фрицев на приступ идут!

Артиллеристов среди разведчиков не нашлось, а между полем, где наступали немцы, и огневой позицией росли высокие деревья.

– А что, если навести стволы орудий на макушки деревьев? – подумал Абанин вслух. – Куда полетят снаряды?

– А давайте попробуем, товарищ лейтенант!

Разведчики открыли затвор, кое-как справившись со сложным замком, через ствол прицелились, зарядили орудие.

– Огонь!

Пушка подскочила, выплюнув из казенника пустую гильзу. Снаряд взорвался позади немецких цепей и серых коробочек танков.

– Перелет!

– Все четыре орудия навести в середину деревьев!

Разведчики навели и зарядили.

– Залпом – огонь!

Снаряды разорвались прямо между танков, выкашивая пехоту.

– Теперь беглым! Быстрее!

Четыре снаряда накрыли цель – осколки догнали убегавших немцев, а один 75-миллиметровый «подарочек» вошел точно в моторный отсек танка. Готов.

И пошла потеха…

Настрелялись вдоволь. Еще пара снарядов угодила в танк, но не уничтожила, только башню заклинило. Немецкие танкисты полезли из люков, красноармейцы их встретили салютом из «ППШ»…

– Уже час держимся! – крикнул Якушев.

– А орешь чего?

– А? А-а… Оглох малость!

Панфилов не обманул, прислал подкрепление – родимый 1073-й полк, – и все вместе продвинулись еще на полтора километра, приближаясь к населенному пункту, раскатанному бомбежками наполовину в пустырь.

Первая немецкая траншея тянулась по кукурузной посадке, через огороды, в сотне метров от околицы села, а перед наступавшими красноармейцами лежало чисто убранное поле, насквозь простреливаемое противником. Одолеть его было архитрудно, 2-й батальон на левом фланге вообще залег, а связь с комбатом прервалась.

– Отправляйтесь туда, Абанин, – приказал майор Елин, командующий полком, – разберитесь, в чем дело, и доложите мне. Возьмите двух связных. Если сумеете, повлияйте на ход боя.

– Есть! – бодро ответил лейтенант.

Оглянувшись – все разведчики подтянулись, плечи развели, животы втянули, грудь вперед, – он указал на Исаева и Краюхина:

– Ты и ты! За мной!