Штрафник-грубиян открыл зубами бутылку пива, сделал большой глоток и, засунув в рот пальцы, свистнул так оглушительно, что сидящие рядом подпрыгнули.

Толстуха, расплевывая во все стороны крошки чипсов, как-то слишком рьяно крикнула:

— Папа, сууупер!

Они были здорово похожи друг на друга. Одинаково злобное выражение, одинаково крупные черты лица, характерная линия оплывшего подбородка. Готя с трудом оторвал от этой парочки взгляд, потому что игра набирала темп. Их команда перехватила мяч и провела серию удачных передач.

— Давай! Дааавай!!! — вопил Надин отец, расплескивая пиво.

Еще несколько метров — и штрафная площадка. Готя крепко сжимал за маму кулачки. К сожалению, она не успела добежать до мяча, и судья засвистел, определив аут.

— Быстрей, растяпа! Боишься, что молоко в бидонах скиснет?! — Надин отец уже как следует подзарядился.

— Это его мать. — Толстуха повернулась и осуждающе указала пальцем на Готю.

Взгляд налитых кровью глаз прошил его насквозь, мальчик весь съежился. Но боров уже утратил к нему интерес и снова закричал Яде:

— На грудь принимай, на грудь! У тебя же есть воздушные подушки! Настоящие буфера, ха, ха, ха!

Сидящие рядом, должно быть, от страха разразились смехом. С каждым новым взрывом хохота у Готи сжималось сердце; в конце концов оно превратилось в засохший комок обиды, похожий на кошачью какашку. И тут произошло нечто… Соперник произвел удар по воротам, возле которых уже кружила вся команда. Чтобы отбить атаку, вратарь вышел вперед, на штрафную площадку. Мяч пролетел у него между ног, и началась суматоха. Ближе всех к опустевшим воротам была Ядя. Она самоотверженно кинулась к мячу и в неразберихе произвела феноменальный удар… прямо в свои ворота.

Трудно описать, что творилось на трибунах. Все кричали: одни радовались, другие бранились. Готя почувствовал, как в нем закипает стыд и злость. Однако у него не было сомнений, кто будет орать громче всех. Он уже слышал его голос.

— Безмозглая мокрая кууурица! — От крика лицо Надиного отца побагровело. — Чертова тетеря!

Боров попытался подняться, но несколько выпитых бутылок пива лишили его свободы передвижения. И тогда Готя сделал то, при одной мысли, о чем еще минуту назад надул бы в штаны. Воя как зверь, он подбежал к пьяному мужчине и со всей силы всадил ему в ноздри свои пальцы. Именно так, как учил его Эдя, — на случай, если бы Готя оказался в безвыходной ситуации. Пальцы утонули в вязкой теплой жиже, по рукам потекла кровь. Мужчина вскрикнул от боли; он не мог шевельнуться, потому что малейшее движение приводило к тому, что Готины пальцы входили в нос еще глубже. Так они и застыли, оба перепачканные соплями, мокрые от крови и слез.

Наконец Готя пришел в себя. Выдернув пальцы, он вытер их о брюки и стал спускаться с трибун. Сначала медленно, а потом все быстрее. Странно, что его никто не остановил. Выйдя за пределы стадиона, он побежал со всех ног. Куда глаза глядят, без цели. И бежал еще долго.

Надиного отца в предынфарктном состоянии забрала «скорая помощь», а Ядя, в слезах, одинокая и несчастная, напрасно искала сына у школы.

Она нашла его поздним вечером во дворе, забившегося между мусорными баками, измученного и несчастного. Ядя хотела прижать сына к себе и попросить прощения. Но едва она протянула руку, мальчик вскочил и крикнул с ненавистью:

— Уйди от меня, слышишь? Ты ничего не понимаешь, ты все делаешь не так! Я сыт по горло твоей дурацкой жалостью, мне не надо, чтобы ты выступала в роли отца! Я хочу только, чтобы ты была нормальная! Я хочу, чтобы у меня была нормальная мать, а у тебя все время какие-то завихрения!

Ядя смотрела на него беспомощно и испуганно. Она не знала, что сказать, поэтому молчала. И это разозлило его еще больше.

— Ты ничего не умеешь. Постоянно лезешь, куда тебя не просят! Кому ты вообще нужна?!

Она сделала шаг в его сторону.

— Уходи! — Готя хотел вытереть сопли, но размазал их по заплаканному лицу. — Ты и мне не нужна!

Он оставил ее одну в этом каменном колодце, полном отчаяния и провонявшего кошачьей мочой асфальта.

— Ну, в принципе мы уже закончили набор конкурсантов… — Ассистентка исполнительного директора выкручивалась как могла, не зная, что ответить.

Она прекрасно помнила эту женщину. Равно как и бурю, поднявшуюся после ее ухода. Режиссер был в таком бешенстве, что просмотр остальных кандидатов пришлось перенести на другой день.

Поколебавшись, девушка бросила неуверенный взгляд на столик, за которым сидели члены постановочной группы. Как обычно, они спорили, разглядывая фотографии.

— Ну пожалуйста, это займет всего пять минут! — тянула за душу женщина.

Она была какая-то сникшая, но при этом решительно настроенная. Ясно, что она никуда не уйдет, пока не добьется своего. Голос у нее был просящий, а взгляд твердый, настойчивый.

К этому часу ассистентка здорово устала. Весь день она ругалась с безответственными работниками: звукооператор так и не приехал, сценография — вопрос далекого будущего… Все были на взводе, потому что программа потихоньку сыпалась. Если сейчас она подойдет к режиссеру и скажет, что какая-то ноющая баба требует, чтобы ее выслушали, мало никому не покажется. А кому, как не ей, можно сказать — правой руке гения, защищать его от дополнительных стрессов.

Между тем женщина буквально сверлила ее взглядом. Взгляд был настолько кровожадным, что девушка почувствовала себя солдатом, подорвавшимся на мине. Бррр…

Она быстро подошла к столику, наклонилась и шепнула очкарику на ухо несколько слов. Тот неохотно посмотрел в сторону двери. Вздохнул, но все-таки встал и подошел к просительнице.

В течение нескольких минут говорила только Ядя (это была она). Очкарик чесал затылок с таким видом, будто от него требовалось принять решение о запуске атомной боеголовки. Все что угодно, кроме следов заинтересованности. Но как только за Ядей закрылась дверь, он повернулся к компаньонам и, подняв обе руки вверх в победном жесте, закричал:

— Yes! Yes! Yes! Теперь у нашей программы есть талисман!

Все были довольны, а это бывает так редко. Больше всех радовалась Ядя. Она выступит в этой идиотской программе, и Готя будет гордиться ею!

Машина затормозила в самый последний момент. Водитель съехал на обочину и закурил. Ну что за дела, мать твою, — эти бабы ходят, как сонные куры! Вот въехал бы такой в зад — все, кранты, модель не подлежит ремонту, а только утилизации. Хотя эта баба и так больше подходит для авторазвала, чем для нормального пользования.

Он проводил взглядом сумасшедшую, которая выскочила перед самым капотом и, даже не обернувшись, понеслась дальше, напрямик через оживленную улицу с двухполосным движением. А сиськи-то у нее подпрыгивают о-го-го как! Что она, к черту, там вытворяет? Он даже высунулся, чтобы разглядеть получше.