В ответ раздавалось:

— Олег Анатольевич, ах, Олег Анатольевич, да вы меня просто не знаете. Со мной у вас все будет прекрасно, все будет хорошо, вот увидите, у вас все получится.

Подкараулив в коридоре, просила:

— Олег Анатольевич, ну посмотрите на мою руку, что-то она у меня стала побаливать.

— Да все нормально у тебя с рукой, отстань ты от меня!

— Нет, ну вы хотя бы ее потрогайте!

— Не буду я трогать твою руку!

— Ну тогда грудь…

Товарищи по работе советовали:

— Нет, Олег, придется тебе уступить. Смотри, женщина опасная, с топором ходит, а у тебя двое детей. У дома еще тебя не караулит?

— Пока нет, она адреса не знает, но мы на всякий случай к теще переехали.

— Интересно, как она не догадается ногу сломать, чтоб к тебе снова поступить?

— Ты только не вздумай ей это посоветовать!

Верочка и без наших советов ломает ногу, и никто не сомневается, что делает это специально. Снова оперируется у своего любимого хирурга.

И неожиданно Верочка исчезает. В хирургической ординаторской ни цветов, ни подарков. И сразу какое-то ощущение пустоты и утраты. Даже поинтересовались, жива ли? Местные говорят, жива, все так же гуляет по поселку, с топором в сумочке, но в больницу не заходит. Что произошло? Загадка.

— 1-

Утром, часов в шесть, звонок в реанимацию из приемного отделения: к вам везут клиническую смерть. Я давно уже считал оставшиеся минуты до конца смены, измеряя шагами коридор, сравнивая полученное расстояние, 75 шагов, с количеством половых плиток (0,3 м плюс 5-мм шов между ними), поэтому встретил очередного клиента прямо у лифта. Санитары вкатывают на каталке окоченевший труп мужчины, лет 45, с пятнами гипостаза на лице, слава богу, еще без признаков разложения. За каталкой семенит дежурный терапевт, доктор Беленький. На вопрос, где же ты тут увидел клиническую смерть и почему в таком случае он не оказывает никакой помощи, он попытался сделать пару толчков в грудь трупа, изображая массаж сердца. Доктор моментально посылается на хуй и вместе с трупом молча уезжает обратно вниз, в приемное отделение. Опытная лифтерша, понимая, что окоченевший труп в реанимации я не задержу, не стала уезжать на первый этаж. У входа в отделение сидели удивленные родственники, два мужика и тетка, судя по внешнему виду, люди не очень сложные, с явными монголоидными чертами физиономий. Вероятно — приезжие. Спрашивают, как же такое могло случиться? Только что дышал, мы спокойно спали, женщина вдруг проснулась от его храпа, позвонила брату. Тот приехал на своей машине, они его погрузили на сиденье и привезли в больницу. Всего-то прошло времени часа два, не больше. Тут же рядом, от силы час езды. Спасите. Объяснив двумя словами (он умер) бесперспективность ситуации и проводив родственников, я продолжил свои вычисления. Оставалось работать еще 138 минут.

Надо сказать, что доктор Беленький страдал тяжелым аутизмом, вернее, от этого страдали окружающие его люди, и поэтому он никогда не задерживался подолгу на одном месте работы. Нестандартность мышления в сочетании со специфическим слабоумием не позволяли ему заняться каким-то одним делом, и к сорока годам он сменил не один десяток специальностей, от кардиореаниматолога до гомеопата. В его трудовой книжке уже было 2 вкладыша. Среди его сертификатов встречались просто экзотические, типа выпускника Израильской школы фитотерапевтов, магистра гомеопатии и экстрасенсорики. Единственное, что он делал безошибочно, так это выносил диагноз СПИД на обложку истории болезни, причем при первом осмотре больного, без всяких анализов, и при этом никогда не ошибался в диагнозе. Как это ему удавалось, было тайной. Во всех остальных диагнозах он ошибался.

За 76 минут до конца дежурства меня посетила мысль: а что же этот шизофреник напишет в истории болезни? А если вдруг он догадается написать, что доставил в реанимацию больного в состоянии клинической смерти, а там был послан, то у меня будут большие проблемы. Надо спуститься в приемное и оставить какую-нибудь запись в истории болезни.

В приемном отделении утренняя суета. Перед сдачей смены всегда надо успеть сделать много дел. Беленького на месте не оказалось. Поймав на бегу дежурную медсестру, спросил, где история болезни умершего. А нет истории, ответила сестра. Как так, труп есть, а истории нет? А как же он его оформит? А не надо никого оформлять, сказала медсестра. Родственники спрашивали Беленького, что же нам теперь делать, но вы его так расстроили, что он сказал им: ваш труп, делайте с ним что хотите, можете увозить. Те молча снова погрузили тело в машину и увезли.

Способность удивляться проявлениям идиотизма была утеряна еще в институте. Но здесь ситуация была неординарная. Неизвестный труп молодого мужчины, привезенный неизвестными людьми, на машине, у которой не то что номер, даже марка не известна (кажется «девятка», кажется темная.)

— А фамилию то он хоть записал?

— Да нет, так отдал. Сказал, что чего ему историю болезни заводить?

Хорошо, необходимость в записи дежурного реаниматолога отпала. Одной проблемой меньше, как говорят наши правоохранители: нет тела — нет дела. Но надо рассказать о происшедшем на утреннем обходе. Оставшееся время до конца работы ушло на обсуждение ситуации. Вспоминалась известная свалка старых автомобилей из кинофильма «Криминальное чтиво», мистер Уиткинс, решающий все проблемы, его фраза о том, что убитого негра никто не спохватится, и прочие эпизоды. В общем, конец дежурства прошел весело. История пересказывалась каждому приходящему на работу. В ординаторскую, услышав смех, заходит начмед, интересуется, чего же в ординаторской так весело? Начмеду предложили повеселиться вместе с остальными, пересказав в очередной раз историю. Но начмеда ситуация не развеселила:

— Где этот мудак? Я сейчас убью эту скотину!!! (Дальше нецензурно.) Что за труп, откуда, почему даже не записана фамилия?!!!

Мы тоже затихли. Понять начмеда можно, если вдруг там криминал и смерть насильственная, то неприятностей у администрации мало не будет. В течение дня была оповещена вся милиция района, подключено ГУВД, даже обратились с просьбой о содействии к частным охранным структурам, к местным браткам, в счет оказанных в прошлом и будущем медицинских услуг. Тишина. Пять дней прошло, никакой труп в озере не всплывал, на обочинах дорог и в лесах не находился. Появилась надежда, что не всплывет, что его сожгли в печке или по крайней мере глубоко закопали.

На шестой день в приемном отделении раздается звонок. Звонят родственники умершего. У них созрел вопрос, а что же теперь делать дальше? Нельзя ли его снова привести в больницу, а то он дома лежит, разлагается. Лето, завонял уже. Ответили, что нет, привозить не надо. Надо подождать, когда к ним приедут.

— 2-

К вопросу о способности доктора Беленького ставить больным диагноз «СПИД» ходили легенды. Однажды с утра в субботу подходит дежурный терапевт, рассказывает. Накануне Беленький положил на отделение гостя с Украины, написав ему на обложке истории два слова: «СПИД. Деменция». Фамилия гостя была Калитка. Что было особенно интересно, гость месяц назад обследовался в инфекционной больнице имени Боткина, где никакого СПИДа у него не нашли. На вопрос откуда взялся этот диагноз Беленький отвечал, что Калитка — пидор, потому что сопровождавшего его товарища назвал своей женой. Зав. отделением приказал дежурному терапевту гнать Калитку в шею, как только нарисуются его родственники, но терапевта насторожили некоторые странности в его поведении, и он пришел за советом. Посмотреть больного он не просил, но мне уж очень захотелось взглянуть на педераста с фамилией Калитка. Фамилия наводила на игривые ассоциации: «Отвори потихоньку калитку….»