— Так у нее же вроде бы муж был? Тоже сидит?

— Ну ты вспомнил! Его еще в прошлом году собаки съели.

— ???

Хирург откидывается на спинку стула, сложив руки на животике, устраивается поудобней и неторопливо начинает рассказ:

— А чего ты удивляешься? Помер-то он скорее всего сам, в своей квартире, а у него две собаки было, овчарка и какая-то шавка приблудная. А подруга его тогда тоже в психушке лежала, а где сестра была, не знаю. Вернулась, а на пороге две сытые собаки встречают, облизываются. И кошки все живы, тоже сыты, кошек несколько штук у них было. Никто не знает, сколько он там пролежал, но собаки-то проголодались и обработали его капитально, одни джинсы остались. Череп еще долго искали, он под диван закатился. Все, что от него осталось, участковый из квартиры один вынес, в полиэтиленовом пакете из «Пятерочки»…

— Круто. И где теперь эти собаки? Пристрелили?

— Да по поселку теперь бегают, побираются. Не нужны? Та, которая овчарка, ничего, хорошая, здоровая такая. Но вот что странно, она у него в квартире жила, а вторая, дворняга, та никогда в квартиру не заходила, ее просто не затащить было. Она погуляет с ними и на улице остается, там у подъезда для нее будка была сколочена. А кто ее в закрытую квартиру запустил, вот это вопрос…

— Да нет уж, спасибо, не нужна мне овчарка.

— Зря, хорошие собаки. Ты бы видел, как они его охраняли. Он на дороге завалится, уснет, они сидят рядом, никого не пропустят. Он лежит поперек дороги, не проехать, а выйти, отогнать собак, его оттащить в сторону — страшно. Так мог целый день валяться. Умные собаки. Наверное знали, что свой будущий ужин охраняют.

— Да, у вас там жизнь кипит! У нас по сравнению с вами тишина. Ваш-то поселок со страниц криминальной хроники не сходит. Опять какая-то тетка любовника зарезала. Пишут, от полученных ранений мужчина скончался на месте. Знаешь ее?

— А то, конечно знаю. Но только это же еще в начале года было, мы почти забыли. Она уже давно на свободе. Да и просидела-то всего два дня, говорят, отпустили под подписку. Там как было, мужик пришел с ночной, жена в хламину, и труп ее хахаля на полу. Прямо ножом в сонную артерию. Мужик трупак вынес на улицу, ну и, понятное дело, лег отдыхать. Не спалось ему, понимаешь, в одной квартире с трупом, пусть полежит на газончике, пока рабочий класс отдохнет. К вечеру только разобрались, откуда взялся этот трупешник, что на улице взялся, поняли, что из ихней квартиры принесли. Баба как раз протрезвела, ее и забрали.

— Так что, она на свободе?

— А хрен ее знает, у кого спросишь? Она только с соседкой общалась, бухали они вместе. Но та вместе с мужем вскоре в сарайчике сгорела. Одни кости остались. Хотя знаешь, давно что-то не видно, уже с неделю, а мужик ее кому-то говорил, что упекли ее в дурку. И знаешь, что странно? Я ее мужа каждый день вижу, он в соседней парадной живет, так вот, смотрю, он каждое утро идет на работу с полным полиэтиленовым пакетом в руках. И с лопатой. Куда идет, что там в пакете — не знаем. Спросить неудобно. Может, жену по частям выносит. Вот так.

— Да, а семейка-то, где 15 детей было? Ну та, в которой один брательник другого задушил?

— Живы, что с ними будет. И мать их жива, каждый день в лабаз ползает за водярой. Только их там не 15, а 7.

— А соседи говорили пятнадцать. Просто они своих детей, тех, что чуть поприличней получались, раздавали сестрам, братьям, соседям. Ну как котят, не топить же…

— Ну, может быть и так, не знаю, последние годы в квартире семь детей жило. Кто там считал, сколько этих дебилов из мамаши выпало. Она и сама-то забыла. А то, что один брательник другого задушил, это точно, только не подушкой, как писали, а шарфом. Я с этим убивцем в одном классе учился. Он потом совсем умишком тронулся. До сих пор его встречаешь, он на себе рубаху рвет: «Я не хотел! Я не хотел убивать брата! Просто он в зенитовском шарфе все время ходил, не снимал даже ночью. Ты представляешь? В шарфе, блядь! Я за концы шарф потянул, и все, и нет больше у меня брата!»

— И не посадили?

— А кому он нужен, придурок? Не поверишь, я у них один раз был в квартире, еще когда в школе учились. Это пиздец. Кухня, значит: стол газеткой застелен, на ней какая-то рыба недоеденная, вонь. Посередине стола лежит ложка. Алюминиевая такая, старая. Смотрю — из комнаты ковыляет девочка-дебилка. Увидела ложку на столе, как закричит: «Ложка!» Хвать ее и начинает этой ложкой из кастрюли что-то жрать. Ложка ей, понимаешь, досталась, повезло. Не поверишь, я такого счастья, как на лице у девочки, никогда больше не видел. В большой семье, как говорится, ебалом не щелкай, кто первый встал, того и валенки… Но ты в одну вещь не поверишь: из них двое самых младших — нормальные ребята. Девочка самая последняя школу с золотой медалью закончила, в университете учится. Даже какую-то стипендию от губернатора получила. И парень ничего, нормальный, институт окончил, работает.

— Странно, обычно наоборот, у таких старшие бывают еще ничего, а потом уже уроды на свет лезут.

— Ну вот такой парадокс. Ладно, узнаю, если сосед разрубил жену на части, расскажу. Опасно с такой женщиной жить, я бы наверное на его месте тоже бы закопал.

Задумался над прочитанной в газете фразой: «Неужели отчуждение молодежи от подлинной духовной культуры, национальных камней и традиций…» А ведь верно, от камней отчуждать нельзя, особенно от национальных, опасно. Вспомнил историю, которую рассказал один товарищ. Наверняка что-то в ней преувеличено, но в основе достоверный факт, имеющий подтверждение.

Разговорились как-то с ним о камнях, обладающих целительной силой, о сейдах и прочих чудесах, которых много на Среднерусской равнине. Признаюсь, сам любитель подобной мистики, готов ехать черт знает куда, чтобы самому увидеть какой-нибудь знаменитый своими свойствами булыжник. Помню, в одной из телепередач показывали один из таких чудотворных камней в Рязанской области. Огромный монолит на берегу Оки, вокруг очередь из желающих прикоснуться, впитать в себя живительную силу валуна. И название у него есть — Царь-камень. Сила в нем сказочная, он исцеляет почти все болезни и дарит душевный покой.

Приятель сам родом с Рязанской губернии, еще не потерявший связей со своей родиной. Пытаюсь узнать у него подробности.

— Да знаю я про этот камень. В соседней деревне стоит. Шутка это. Мужик, один пошутил, теперь не знает, что с этим камнем делать.

— То есть как шутка? Нельзя над святым-то шутить, вон показывали, сколько паломников, с соседних областей едут.

— В России вообще шутить нельзя, а над святым — особенно. За неверие получишь сполна еще при этой жизни. А было так:

Мужичок, разбогатев, даже не то чтобы разбогатев, просто подзаработав за границей деньжат, решает к старости осесть в своей родной деревеньке, поближе к своим истокам, к могилам предков. К народу. Построил на своем участке мощный сруб, каменный амбар. Пусть все видят, человек живет основательно, собирается крепко стоять на родной земле, до той самой поры, пока в эту землю не ляжет. Все добротно, под старину, резные коньки, кокошники. Для постройки амбара строители-узбеки привезли несколько самосвалов камней из ближайшего бутового карьера, сложили стены на века. Но один из привезенных валунов имел такой огромный размер, что не то чтобы лечь в стену сарая, — не мог быть даже сдвинут с места трудолюбивыми мусульманами. Так и остался лежать во дворе, да и пусть, не мешал.