— То-то charmante; знаю я тебя, фигляр ты эдакой, да я-тотебе вот на столечко не верю! — и она указала ему свой мизинец. — Это ктотакая, — обратилась она, указывая на m-lle Blanche. Эффектная француженка, вамазонке, с хлыстом в руке, видимо, ее поразила. — Здешняя, что ли?

— Это mademoiselle Blanche de Cominges, а вот и маменька ееmadame de Cominges; они квартируют в здешнем отеле. — доложил я.

— Замужем дочь-то? — не церемонясь, расспрашивала бабушка.

— Mademoiselle de Cominges девица, — отвечал я как можнопочтительнее и нарочно вполголоса.

— Веселая?

Я было не понял вопроса.

— Не скучно с нею? По-русски понимает? Вот Де-Грие у нас вМоскве намастачился по-нашему-то, с пятого на десятое.

Я объяснил ей, что mademoiselle de Cominges никогда не былав России.

— Bonjour! — сказала бабушка, вдруг резко обращаясь к m-lleBlanche.

— Bonjour, madame, — церемонно и изящно присела m-lleBlanche, поспешив, под покровом необыкновенной скромности и вежливости,выказать всем выражением лица и фигуры чрезвычайное удивление к такомустранному вопросу и обращению.

— О, глаза опустила, манерничает и церемонничает; сейчасвидна птица; актриса какая-нибудь. Я здесь в отеле внизу остановилась, —обратилась она вдруг к генералу, — соседка тебе буду; рад или не рад?

— О тетушка! Поверьте искренним чувствам… моего удовольствия,— подхватил генерал. Он уже отчасти опомнился, а так как при случае он умелговорить удачно, важно и с претензиею на некоторый эффект, то принялсяраспространяться и теперь. — Мы были так встревожены и поражены известиями овашем нездоровье… Мы получали такие безнадежные телеграммы, и вдруг…

— Ну, врешь, врешь! — перебила тотчас бабушка.

— Но каким образом, — тоже поскорей перебил и возвысил голосгенерал, постаравшись не заметить этого «врешь», — каким образом вы, однако,решились на такую поездку? Согласитесь сами, что в ваших летах и при вашемздоровье… по крайней мере все это так неожиданно, что понятно наше удивление.Но я так рад… и мы все (он начал умильно и восторженно улыбаться) постараемсяизо всех сил сделать вам здешний сезон наиприятнейшим препровождением…

— Ну, довольно; болтовня пустая; нагородил по обыкновению; яи сама сумею прожить. Впрочем, и от вас не прочь; зла не помню. Каким образом,ты спрашиваешь. Да что тут удивительного? Самым простейшим образом. И чего онивсе удивляются. Здравствуй, Прасковья. Ты здесь что делаешь?

— Здравствуйте, бабушка, — сказала Полина, приближаясь кней, — давно ли в дороге?

— Ну, вот эта умнее всех спросила, а то: ах да ах! Вотвидишь ты: лежала-лежала, лечили-лечили, я докторов прогнала и позвала пономаряот Николы. Он от такой же болезни сенной трухой одну бабу вылечил. Ну, и мнепомог; на третий день вся вспотела и поднялась. Потом опять собрались моинемцы, надели очки и стали рядить: «Если бы теперь, говорят, за границу на водыи курс взять, так совсем бы завалы прошли». А почему же нет, думаю?Дурь-Зажигины разахались:«Куда вам, говорят, доехать!». Ну, вот-те на! В одиндень собралась и на прошлой неделе в пятницу взяла девушку, да Потапыча, даФедора лакея, да этого Федора из Берлина и прогнала, потому: вижу, совсем егоне надо, и одна-одинешенька доехала бы… Вагон беру особенный, а носильщики навсех станциях есть, за двугривенный куда хочешь донесут. Ишь вы квартирунанимаете какую! — заключила она осматриваясь. — Из каких это ты денег,батюшка? Ведь все у тебя в залоге. Одному этому французишке что долженденьжищ-то! Я ведь все знаю, все знаю!

— Я, тетушка… — начал генерал, весь сконфузившись, — яудивляюсь, тетушка… я, кажется, могу и без чьего-либо контроля… притом же моирасходы не превышают моих средств, и мы здесь…

— У тебя-то не превышают? сказал! У детей-то, должно быть,последнее уж заграбил, опекун!

— После этого, после таких слов… — начал генерал внегодовании, — я уже и не знаю…

— То-то не знаешь! небось здесь от рулетки не отходишь? Весьпросвистался?

Генерал был так поражен, что чуть не захлебнулся от приливавзволнованных чувств своих.

— На рулетке! Я? При моем значении… Я? Опомнитесь, матушка,вы еще, должно быть, нездоровы…

— Ну, врешь, врешь; небось оттащить не могут; все врешь! Явот посмотрю, что это за рулетка такая, сегодня же. Ты, Прасковья, мнерасскажи, где что здесь осматривают, да вот и Алексей Иванович покажет, а ты,Потапыч, записывай все места, куда ехать. Что здесь осматривают? — обратиласьвдруг она опять к Полине.

— Здесь есть близко развалины замка, потом Шлангенберг.

— Что это Шлангенберг? Роща, что ли?

— Нет, не роща, это гора; там пуант…

— Какой такой пуант?

— Самая высшая точка на горе, огороженное место. Оттуда видбесподобный.

— Это на гору-то кресла тащить? Встащат аль нет?

— О, носильщиков сыскать можно, — отвечал я.

В это время подошла здороваться к бабушке Федосья, нянюшка,и подвела генеральских детей.

— Ну, нечего лобызаться! Не люблю целоваться с детьми: вседети сопливые. Ну, ты как здесь, Федосья?

— Здесь очинно, очинно хорошо, матушка Антонида Васильевна,— ответила Федосья. — Как вам-то было, матушка? Уж мы так про васизболезновались.

— Знаю, ты-то простая душа. Это что у вас, все гости, чтоли? — обратилась она опять к Полине. — Это кто плюгавенький-то, в очках?

— Князь Нильский, бабушка, — прошептала ей Полина.

— А русский? А я думала, не поймет! Не слыхал, может быть!Мистера Астлея я уже видела. Да вот он опять, — увидала его бабушка, —здравствуйте!

— обратилась она вдруг к нему.

Мистер Астлей молча ей поклонился.

— Ну, что вы мне скажете хорошего? Скажите что-нибудь!Переведи ему это, Полина.

Полина перевела.

— То, что я гляжу на вас с большим удовольствием и радуюсь,что вы в добром здоровье, — серьезно, но с чрезвычайною готовностью ответилмистер Астлей. Бабушке перевели, и ей, видимо, это понравилось.

— Как англичане всегда хорошо отвечают, — заметила она. — Япочему-то всегда любила англичан, сравнения нет с французишками! Заходите комне, — обратилась она опять к мистеру Астлею. — Постараюсь вас не оченьобеспокоить. Переведи это ему, да скажи ему, что я здесь внизу, здесь внизу,

— слышите, внизу, внизу, — повторяла она мистеру Астлею,указывая пальцем вниз, Мистер Астлей был чрезвычайно доволен приглашением.