Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она как призрак. Она как призрак, и это пугает.
Стучу в стекло. Пытаюсь подтянуться ближе, зову её, стучу снова. Решётка шатается под руками, выскальзывает из пальцев, и я вижу отражение неба в стекле, прежде чем наконец задремать.
Проснувшись, я обнаруживаю склонившихся надо мной Птичника и Хризу. Край зелёного шарфа Хризы висит в паре сантиметров от моего лица.
– Кто в отделении? – спрашивает она, пока я промаргиваюсь со сна.
– Санитары.
– Нужны носилки.
– Я донесу. Ударилась? – кажется, это уже мне. Мотаю головой и цепляюсь за халат Яна, когда он поднимает меня на руки.
– Давай ко мне, я пока достану тонометр, – Хриза убегает вперёд, споткнувшись и чуть не упав на пороге.
Ян несёт меня к главному входу в отделение, проходит мимо кухни, из которой доносится запах тепла и еды, кладовки и запертых Клеток. Как небо раньше, потолок плывёт над моими глазами. От халата Яна пахнет лекарствами и стиральным порошком. Так же пахнет Принц. Только Принц может спать, Принц спит постоянно, а я не могу. Может, если я приду к Принцу, он поделится со мной сном. Или может, я смогу его разбудить? Мы как-то играли с Ником, Принцем и Эдой. Это Эда придумала, она размахивала книгой сказок, которую нашла на полке, и говорила, что Принц заколдован. Она показывала нам картинки, на которых была девушка. Та спала в стеклянном гробу, а не на кровати, к её венам не тянулись капельницы, но она была как Принц. Эда сказала, что раз Красавицу разбудили поцелуем, то и с Принцем может сработать.
Мы вшестером сидели в его палате. Ольга отказалась играть. Она сказала, что губы грязные, что это противно, мерзко, отвернулась к окну, тогда там ещё не было тайника, не было ножа, нет его и сейчас. Сестра смеялась над нами, мы смеялись тоже, но не из-за злобы, а потому что это было весело.
Эда была первой. Когда она коснулась губами губ Принца, ничего не произошло. Потом, всё ещё смеясь, это сделал Ник, и Эда ударила его книгой, потому что он был несерьёзен. Потом я, и снова ничего не случилось, только я помню, что у Принца были холодные губы, и от его бледной кожи пахло лекарствами.
Я правда хотела ему помочь. У меня не получилось.
У меня никогда ничего не получается.
Кабинет Хризы квадратный и тесный. Меня кладут на кушетку, отгороженную ширмой, в угол задвинут штатив для капельницы. За белой тканью я вижу только силуэты Птичника и Хризы. Но я уже была здесь. Знаю, что там два стола, один из которых завален книгами и бумагами. Шкаф, в котором ещё больше книг, компьютер на втором столе. Мусорная корзина, которую Хриза постоянно опрокидывает. Я уже бывала здесь, и место мне сразу не понравилось.
Я так хочу ей сказать. Посмеяться над ней, выкрикнуть в лицо. Она ничего не может мне сделать. Её терапия не работает! Эда уже не пьёт таблетки, я не пью таблетки, я смогу уговорить остальных, и она будет нам не нужна, и она больше никогда не подойдёт к Киту!
– Адреналин? – говорит Птичник, и я засыпаю опять.
Наконец-то я высыпаюсь. Меня переносят в палату, оставляя дверь открытой. Заглядывает Ольга, приносит своё чистое покрывало, стелет поверх моего одеяла и, сидя на краю кровати, читает мне Бальзака.
Ольга любит длинные романы с налётом истории. Я смотрю на её красивый профиль – аккуратный, будто у фарфоровой статуэтки. И кожа такая же бледная.
Птичник предлагает принести обед прямо в палату, но я не хочу есть одна. К тому же, я соскучилась по голосам, так что выхожу к остальным. Обед, правда, проходит тихо, Кит улыбается мне и передаёт записку.
Я принимаю листок плотной бумаги. Это набросок: несколько ирисов, тонкие голубые и сиреневые лепестки. Ирисы цвета сирени – забавно, но очень красиво. Я рассматриваю набросок в туалете, куда зашла после обеда, чтобы выплюнуть в унитаз таблетки.
Птичник и Хриза всё ещё ни о чём не догадываются. Если всё будет так же хорошо идти, у меня получится стать нормальной.
В общей комнате снова тихо. Ольга предлагает почитать мне ещё, но я немного устала от её голоса. Странный день – я отказываюсь от всего, что мне предлагают. Кроме наброска Кита, конечно.
День стремительно движется к киновечеру. Когда мы собираемся, сестра уже ждёт в углу. Я жду, что Кит снова сядет рядом, но его вообще нет в комнате.
– А Кит? – спрашиваю я. Птичник пожимает плечами.
– Не хочет выходить из палаты.
– Оу, – а мне хотелось, чтобы Кит уснул на моём плече ещё раз.
Пальцы свободной руки не дёргаются, уголки губ даже не опускаются, но сестра всё замечает.
– Давай, заплачь прямо здесь, – смеётся.
Птичник ещё смотрит на меня, поэтому я не могу даже ответить.
– Ну и ладно, – говорю я и тороплюсь первой занять место в кресле.
Фильм проходит мимо моих мыслей. Часто я смотрю не на экран, а на Ольгу, которая складывает оригами в виде журавликов. Белая бумага в свете телевизора кажется розовато-синей. Ник иногда хрипло смеётся, и я повторяю за ним.
Хочется спать. Может, снова получится вырубиться, и потом Ян отнесёт меня в палату. Я даже согласна на кошмары, только дайте мне уснуть, отключить сознание от реальности, хоть ненадолго.
На экране тянутся титры. Ольга собирает свою птичью стаю, Птичник говорит Нику ждать вечерней порции уколов в палате. Коридор, когда я выхожу в него, абсолютно пуст. Моя палата почти напротив, всего несколько шагов.
Из-за перепада напряжения мигает лампочка, даря несколько секунд полной темноты. Сестра не пошла за мной, я одна и могу делать всё, что хочу. Быстро, пока никто не видит, я иду к палате Кита.
Дверь не заперта, свет внутри погашен. Бесшумно проскальзываю внутрь, закрываю за собой створку, отрезая лучи света. С трудом просматривается прямоугольник окна, контуры мебели, кровать – пустая.
– Кит, – зову я. Не знаю, что буду говорить дальше.
В ответ,
