Руководитель полетов Раздольский получил пять лет в колонии общего режима. Крайними сделали погибших летчиков. Репетилов вынужден был объявить о банкротстве своей авиационной компании, которая считалась одной из лучших в стране. Он возлагал на нее такие большие надежды!..

Именно после этого Борис принял решение вернуться на государственную службу и через своих многочисленных знакомых вышел на Пермитина, который согласился взять его заместителем министра. Вадим Алексеевич тогда практически спас Репетилова. Конечно, чиновничья жизнь после стольких лет свободы оказалась достаточно сложной.

Он поднялся, прошел к мини-бару, достал оттуда бутылку воды, снял крышку и выпил прямо из горлышка. Борис знал, что воспоминания о погибшем самолете будут преследовать его всю жизнь. Как бизнесмен и руководитель компании, он понимал, что самолет не может не взлететь. Ни при каких обстоятельствах нельзя отменять рейс. Но погибшие были на его совести. Он помнил об этом всегда, все прошедшие годы.

Борис Семенович посмотрел на часы. Четвертый час ночи. Значит, в Москве – второй. Но Репетилов все-таки решился и набрал номер телефона Евгении. Она ответила не сразу, видимо, крепко спала.

– Здравствуй, – сказал Репетилов.

– Что опять случилось? – У нее был сонный голос.

– Мне плохо, – признался он.

– Почему? – не поняла она. – Ты сейчас где?

– В Перми. Не могу заснуть. Звоню из гостиницы.

– Что произошло? Вы выпили? Ты что-нибудь съел?

– Нет, – сказал он после недолгого молчания.

Ей сложно было представить, что его могли охватывать какие-то душевные переживания. В таком возрасте и статусе самое главное – не перепить и не переесть. Очевидно, она считала его стариком. И правильно делала, ведь ему уже за пятьдесят.

– Мне просто захотелось услышать твой голос, – сказал он.

– Спасибо. Но ты никогда не был сентиментальным.

– А сейчас стал. Наверное, возраст. Извини, что я тебя разбудил. Спокойной ночи.

– Подожди. – Евгения почувствовала, что происходит нечто необычное. – Может, мне прилететь к тебе?

– Нет. Это будет неудобно. Извини, что я тебя разбудил. Завтра перезвоню.

– Конечно, в любое время, – сказала она на прощание.

Репетилов положил телефон и снова лег на кровать, но в эту ночь почти не спал. Разбитые самолеты были у него перед глазами, наплывали друг на друга. Ему трудно было сообразить, где разбитый самолет его компании, а где лайнер, упавший здесь, в пермском аэропорту. Так он пролежал до самого утра. Уже на рассвете Борис увидел свою койку в общежитии Целинограда, вспомнил город, где не был почти тридцать лет, которого уже давно не существовало в реальности.

Воспоминания

Ему казалось, что он никогда не сможет выбраться из Целинограда. Борис словно попал в другую эпоху, жизнь, измерение. Это не солнечный Баку, где он учился в элитной школе и был сыном главного инженера крупного производства. Не Москва, где парень жил рядом с самыми известными творческими людьми, учился в одном из лучших институтов, общался с представителями известнейших семейств страны. Это был заштатный провинциальный городок, даже по меркам Казахстана считавшийся одним из самых отдаленных и бесперспективных.

На строительстве комбината были задействованы почти все инженеры, соседи Бориса. Они сразу и дружно невзлюбили этого столичного хлыща, который приехал к ним в своем черном кожаном плаще, делавшем его похожим на гестаповцев из культового фильма «Семнадцать мгновений весны». Московский гость с недовольным видом ел, спал, ходил на работу, общался с коллегами так, словно отбывал тяжелую повинность.

Репетилов и на самом деле считал, что угодил в редкую дыру. Телефонов в их здании не имелось. Чтобы дозвониться до Баку или Москвы, нужно было идти в управление завода, да и оттуда его не всегда соединяли с вызываемым абонентом. Такая оторванность от цивилизации, газет и журналов, телевидения была просто невыносимой.

Целиноград находился на степной равнине. Вокруг соленые озера. Рядом с городом текла небольшая речка Ишим. Зимой температура доходила до минус двадцати, а летом – до плюс сорока. Старожилы говорили, что зимой иногда ударяли и настоящие сибирские морозы градусов этак до пятидесяти. Целиноград по-настоящему испытывал людей на прочность.

Он ненавидел этот город, своих соседей, работу. Когда Борис появлялся на комбинате, уже частично запущенном и работающем, он испытывал жгучее желание просто послать всех к чертовой матери и уехать обратно в Баку, в Москву, куда угодно, только подальше из этого пыльного захолустья. Часто поднимавшиеся бури закрывали солнце, и все вокруг становилось серым, тоскливым, мрачным.

Продукты, которые Репетилов привез из Москвы, закончились через несколько дней. Ему пришлось переходить на местную еду, привыкать к конине, которая Борису сразу не понравилась.

В знак своеобразного протеста он перестал бриться. Борода и усы придавали ему вид такого научного работника, современного «физика и лирика», споры которых были так актуальны в шестидесятые годы. Но на дворе стояли уже восьмидесятые.

Борис старался почаще звонить тете Нонне в Москву. Если ему удавалось застать ее на месте, то он почти слезно умолял родственницу любым способом вытащить его из этой дыры. Она каждый раз обещала помочь, но племянник понимал, как это было тяжело. В Советском Союзе распределение молодых специалистов и обязательная отработка ими трех лет на этих местах считались не просто обязательными повинностями. Любого чиновника, который без веских оснований отпускал «на волю» молодого специалиста, могли привлечь даже к уголовной ответственности.

В восемьдесят втором, когда умер Брежнев, на комбинате провели траурное собрание. Пожилой конструктор Григорий Лейтман стоял рядом с Репетиловым и плакал, не скрывая слез. Через год с лишним умер Андропов, и Лейтман снова заплакал. Когда умер Черненко, многие держали пари, заплачет он или нет. Лейтман не прослезился, но подозрительно всхлипывал.

Он был умным человеком и понимал, что в структуре власти должен быть лидер, при котором все держится и вертится. Отсутствие такой персоны ведет к хаосу и развалу. В этом Лейтман был абсолютно убежден. Лучше один сильный правитель, пусть даже самодур и тиран, чем неуправляемый хаос, где каждый командует и сам решает, что ему делать.

Несколько месяцев прошли в таком сером безнадежном забытье, а потом Борис узнал, что в городе есть небольшая библиотека. Он отправился туда в надежде найти свежие газеты и журналы и познакомился с Генриеттой Марковной.

Ей было уже под сорок, почти в два раза больше, чем Репетилову. Шесть лет назад она овдовела и осталась одна с тринадцатилетним сыном. Муж-украинец работал начальником участка. Он погиб вместе с водителем на тяжелом самосвале, который перевернулся на горном карьере. Сын ушел в армию, и Генриетта Марковна осталась одна. Борис чем-то напоминал ей сына, а может, и погибшего мужа, с которым она познакомилась двадцать лет назад.