– Скажите, Алла Степановна, – спросил доктор тихо, когда они встали, – вам неизвестно, э-э, приезжали ли к вашему брату э-э… мои друзья, капитан и приват-доцент?

– Секунданты? Как же, как же, они явились к родителям невесты с визитом, как бывшие шаферы. Их встретили с распростертыми объятьями. Вика в это время уже одевалась, чтобы ехать к вам. Все вышло как нельзя лучше. Шафера в парадной форме: один в эполетах, другой в визитке.

– Это вы устроили?

– Ну, почему же все я? Я тут ни при чем. Это Лукерьюшка. Дай ей Бог здоровья, ее благодарите. Не кухарка, а министр в юбке, золотое сердце. У нас это называется – темная масса.

– Я другого мнения. Темнота очень часто гнездится и в нашей среде. За примерами ходить недалеко.

– Ну ладно, не распространяйтесь. Между прочим, надо поговорить с Лукерьей насчет обеда. Она вероятно в затруднении, так как не ожидала столь быстрых результатов и не знает, что готовить.

– Приглашаю вас в Аквариум, – радостно перебил ее доктор. – Вика, согласна? В восемь часов обед со всеми онерами по случаю твоего вступления в должность хозяйки.

– А тетя поедет с нами?

– Ну конечно. Ведь она член нашей семьи.

– Мама не любит ресторанов.

– Если бы любила, мы поехали бы с ней. А сегодня поедем с тетей.

– Ну, хорошо, пойдем, разберем твои платья, – сказала Алла, – а вы, Николай Иванович, почитайте пока газету.

* * *

В большом зале Аквариума было светло, шумно и нарядно. На эстраде, томно захлебываясь, играл большой румынский оркестр. Публики было очень много. У Вики зарябило в глазах. Она беспомощно цеплялась за тетку. С трудом достали себе свободный столик. Надо было заказать его раньше. Вика была очень хороша. Взоры многих сейчас же устремились на нее. Подошел метрдотель. За соседним столиком кавалеристы в парадной форме сразу заулыбались приятному сюрпризу. И Вика опять почувствовала себя королевой. Ей оказывалось всяческое внимание. Лакеи ловили каждое ее движение. Кавалеристы, встречаясь с нею взором, молча пили за ее здоровье. Вике это очень понравилось, она была опять центром притяжения. Алла замечала все маневры, но ничего по этому поводу не сказала, хотя ей это казалось в данный момент совсем ненужным, то есть отвлекало внимание Вики в сторону. Важно было, чтобы она оценила сначала качества своего мужа, а не гвардейских кавалеристов. Один из них вдруг встал и, поглядывая на Вику, сделал вид, что хочет произнести тост. Алла, притворно нахмурившись, погрозила ему пальцем. Он, звякнув шпорами и, молча ей поклонившись, выпил свой бокал. Вика смотрела то на офицеров, то на тетю с восхищенной улыбкой.

– Поверни свое внимание в другую сторону, – сказала Алла, – посмотри, как все заняты гастрономией, точно государственным делом: одни изучают меню, другие сосредоточенно вкушают. Правда, молодежь флиртует, но и то украдкой, чтобы не нарушать священнодействия. А более солидные клиенты, выбрав себе меню, переходят к другому, очень важному вопросу: о винах. Тут даже метрдотель приглашается иногда участвовать в совещании с правом голоса. Дело не легкое. Дамы любят сладкие вина, мужчины сухие.

– Мне очень нравится Шато Икем, но мама не позволяет больше одного глотка. Говорит, что от целого бокала меня может стошнить.

– Милая моя, тебе надо научиться облекать свою речь в более поэтическую форму. Можешь выпить весь бокал, но не сразу. Ничего с тобой не случится. Что ты смотришь с таким удивлением? Даже рот разинула. В чем дело?

– Папа… с какой-то дамой…

– Может быть, с мамой? Посмотри хорошенько. Мне неудобно оглядываться, этого еще не хватало.

– Нет, это Эльвира Францевна, моя бывшая бонна. Как же так? Мама ее выгнала от нас, не знаю, почему, а папа всегда говорил, что она переехала в другой город.

– Ну, ладно, это не наше дело, у папы своя голова на плечах.

Доктор, повернувшись в пол-оборота, смотрел на тестя, который медленно пробирался между столиками, сопровождая даму в вечернем платье с очень открытым бюстом. Мордовцев нес ее меховой палантин на согнутой руке, направляясь к столику, накрытому на два прибора.

– Уйдем отсюда, – сказала Вика в сильном смущении, – я не хочу, чтобы папа меня видел.

– Милая моя, в том, что он тебя увидит сидящей здесь с нами, нет ровно ничего плохого, – заметил доктор, – ты с мужем и с тетей. Ты лучше не смотри на него, а то его сконфузишь.

В это время взгляд Мордовцева скользнул по их столику. Он заметил Аллу и на секунду остановился. Брови его удивленно поднялись и губы скривились в неопределенную улыбку. Он пощелкал пальцами правой руки и двинулся дальше.

Музыка заиграла страстный вальс с паузами и замиранием. Мордовцев, дойдя до своего столика, сел спиною к дочери, которую, он казалось, вовсе не заметил. Его дама, не глядя ни на кого, вынула зеркальце и стала пудрить себе нос и ямочки на щечках.

– Пей свой Шато Икем и не комкай салфетку, – сказала Алла, – вот несут омара.

– Я не понимаю, как это может быть, – едва слышно прошептала Вика.

– Так бывает, когда жена недостаточно любит своего мужа, – заметила вскользь Алла. – Ну, ешь своего омара и ни о чем не думай.

Но Вика теребила край скатерти и никак не могла прийти в себя.

На эстраде появилась певица. Оркестр перешел на цыганский лад.

пела цыганка томно и страстно, вкладывая в эти слова мятущуюся силу своей тоскующей души. И у всех ответно ныло сердце, и все испытывали затаенную жажду какой-то неизведанной загадочной любви. Иные мутным, влажным взором смотрели на певицу, жадно впитывая каждое ее слово.

Но Вика не слушала пения. Смущение лишило ее аппетита. Она почти не ела и немного пришла в себя только тогда, когда подали пломбир. Она допила свой бокал Шато Икема, доела сладкое и сейчас же запросилась домой. Ей показалось, что дирижер оркестра, который одновременно играл и на скрипке, смотрел на нее странными круглыми глазами, точно делая ей знак, а молодой кавалерист за соседним столиком, часто поднимая свой бокал, молча пил все время за ее здоровье. Она со страхом покосилась на отца, но тот сидел спиной к ней и ничего не видел. Все это, вместе с музыкой, пением и шумом в зале, показалось ей фантастически невероятным.

– Тетя, я ничего не понимаю, – прошептала она тихо, – у меня кружится голова.

Муж сейчас же поманил лакея и, отменив шампанское, поспешно расплатился. Взяв жену под руку, он направился с нею к выходу. Алла шла рядом. Кавалеристы сделали печальные лица.

пела им вслед страстная цыганка.

Вика шла, чувствуя себя точно во сне.

– Ничего не понимаю, – шептала она едва слышно, – мне кажется, что я кружусь на карусели.