— Интересно, а что в ваших записях, — Артем кивнул на папку, — сказано обо мне. Если не секрет, конечно.

— Почему же секрет? — отец Адриан пожал плечами, открыл папку, перебрал несколько листков. — Никакого секрета нет. Личные данные я пропущу, — он снова улыбнулся, — вы их и так знаете. Ну, например вот: «…кроме большого опыта в розыскном деле, А.И.Чернышов прекрасно ориентируется в законодательстве, буквально соблюдает правовые нормы, что очень помогает на суде, лишая адвокатов их самого действенного оружия — обвинений в неправомочном аресте или неправильном ведении дела…» Протоиерей оторвался от чтения, поднял голову:

— Это правда? Артем пожал плечами.

— Ребята из экспертного прозвали меня «липучкой». Говорят, пока Чернышов не получит точное и ясное, по всем правилам оформленное заключение, не отстанет. Прилепится, мол, как банный лист — с мясом не отдерешь. Я считаю, что лучше уж сразу все подготовить, чем потом, на доследовании, да еще под прокурорским надзором.

— Разумно. Читаю дальше. «Инициативен, хороший руководитель, умеет создать рабочую обстановку в группе…» Вот, я же говорил!

— Что ж, — Артем немного помедлил, — наверное, все это правда. Никогда не писал рекомендаций самому себе. Спасибо за беседу, отец Адриан, буду рад работать с вами. Надеюсь, взаимно.

— Конечно!

Провожая Чернышева к двери, уже практически на пороге, Адриан вдруг взял его под локоть и тихо проговорил:

— Простите, Артем, можно я кое-что вам скажу? Не сочтите меня занудой, но я должен предупредить. Вам предстоит общаться со многими нашими иерархами, возможно даже с архиепископами и митрополитами. Никогда не говорите священнику «блажен, кто верует» и вообще постарайтесь не употреблять расхожих поговорок на церковные темы. Это задевает верующего человека. В личном общение называйте архиерея «владыкой», а официально или в переписке— «Ваше Преосвященство» или «Ваше Святейшество». Только, пожалуйста, не обижайтесь…

Артем кивнул:

— Спасибо. Весьма своевременные предупреждения, на что же, здесь обижаться.

Отец Адриан снова улыбнулся:

— Рад, что вы поняли. Мы собираемся подготовить брошюру, нечто вроде памятки для новых сотрудников-мирян. Но пока ее нет, приходится вот так, в личном общении…

С того дня прошло уже больше двух лет. СГКР сменил название, Чернышов получил старшего контроллера, четыре благодарности с занесением — по бумагам он все еще находился в подчинении МВД — и личную благодарность Патриарха. Группа Артема то увеличивалась до шести человек, то уменьшалась, когда после нового расширения функций Анафемы приходилось создавать больше контроллерских групп, для чего требовались опытные, подготовленные сотрудники. Привлекательная новизна первых месяцев давно прошла, работа стала обыденной. Не скучной, а просто обыденной. Такой же, как в свое время была в МУРе.

Почти ежедневно грязь, слезы, мерзость, от которых поначалу озлобляешься и борешься с желанием немедленно карать всех огнем и мечом прямо на месте. Потом это проходит. Грязь и мерзость остаются, но они больше не кажутся чем-то из ряда вон выходящим. Начинается самое страшное — рутина, Внешне она оборачивается спокойным, бесстрастным, почти скучающим тоном в разговорах с коллегами и на допросах над поруганным телом ритуальной жертвы сатанистов. А внутри… внутри боль. Нервно дрожащие руки по приезду с самосожжения огнепоклонников, страх за детей, которые могут попасть в такую же мясорубку, и бессонные ночи сомнений: зачем это все? Зачем раз за разом спасать десятки жертв властолюбивого подонка, если через неделю придется делать то же самое? Ведь несмотря на все предупреждения, все равно находятся доверчивые простаки, готовые идти за чудом!, добровольно влезая в оковы самого страшного — духовного — рабства,

И уже после всего этого наступает усталость, когда нет сил даже удивляться. Когда хочется только одного — крикнуть изо всех сил:

— Люди! Что же вы с собою делаете?!!

И может, если бы не семья, лучшим выходом стала бы пуля в лоб. Чтобы никогда больше ничего этого не видеть. Никогда!

Страх можно пережить, изгнать на время, но усталость — это навсегда.

Но кто-то же должен делать эту работу?

Сегодняшний выезд на задержание тоже не был каким-то выдающимся событием — группа Чернышева и финансовые следователи ОБЭП следили за сектой Обращенных давно. Правда, с группой впервые поехал новый сотрудник, Данила Шаталов. Или — как он попросил себя называть, едва переступив порог, — Даниил. Правда, Савва тут же окрестил его Даней, хотя только слепой мог не заметить следов пострига.

Чернышов вспомнил строки из личного дела, которое получил от протоиерея Адриана на прошлой неделе:

«…сирота, воспитанник Северо-Печорского монастыря, в 16 лет принял иноческий постриг. В 2003 году поступил, а в 2006 — закончил с отличием Православный Свято-Тихоновский Богословский институт (кафедра сектоведения). С благословения настоятеля Северо-Печорского монастыря, владыки Тихона, отпущен в мир для прохождения службы в Спецгоскомитете по религии. В вере проявил себя настоящим христианином, благочестив, сострадателен и милосерден…»

В Анафеме в последнее время появилось много отпущенников. Во-первых, не хватало людей, а во-вторых, как подозревал Чернышов, Церковь явно собирается полностью взять СГКР под свой контроль, вот и готовит новую смену. Верных, послушных, истово верящих.

Впрочем, пожаловаться на Даниила он не мог — бывший инок работал на совесть, с полной отдачей. Пока, правда, отправляли его в основном только в архив. И еще на допросы упертых сектанток, где его знания и — не в меньшей степени — христианское смирение лучше всего помогали преодолеть глухую враждебность обманутых женщин.

А вот сегодня Чернышов решил взять Даниила с собой. Кроме Артема и Саввы, остальные члены группы были новичками, надо же когда-то и начинать. Тем более что секта, по донесениям, насчитывала полтысячи человек: вдвоем никаких сил не хватит всех допросить.

К удивлению Артема Даниил не. сорвался. Даже после омерзительной картины в задней комнате. Не выбежал в слезах, не упал на колени, прося Господа простить чужие прегрешения.

Но побледнел он здорово. А при виде распятой, исхлестанной плетью девушки у него задрожали губы.

Сначала Чернышов думал жестко втолкнуть бывшего инока в повседневный кошмар Анафемы, но сейчас решил пожалеть парня. Каково должно быть после двадцати с лишним лет затворничества, праведной тиши и молитв увидеть воочию человеческие страдания? Пытки? Да еще — если истязают женщину. Да еще прикованную в позе распятия. Немыслимое для верующего кощунство.

Артем положил руку на плечо иноку:

— Даниил, как ты?

— Господи, прости мя грешного! Артем, почему люди такое делают?! Почему?