Но в ее профессии проникаться, сопереживать, — нельзя. Иначе ошметки одни от тебя останутся. И Аля прекрасно справляется. Не каждый бы смог.

— Похоже, что двое одновременно.

Сжал челюсти до хруста.

— Травм, ушибов, сотрясения, — нет. Разрывов тоже нет, — трещины только микро на стенках. Но ты, похоже, и сам все это знаешь, — Аля впивается мне в глаза своим пронзительным, как рентген и одновременно скальпель, взглядом.

— В сознание пришла? — что-то я, кажется, охрип. Гарью, наверное, надышался.

— Пока нет. Горячка, бред, — Аля отводит глаза, смотрит на пол в какой-то растерянности и долго мигает, дернув головой, будто отгоняя от себя какие-то неприятные мысли. — Но это не от спины, — ее голос становится резким. — Психологический шок у девочки. Явный. Не могу пока сказать, когда придет в себя.

— Понятно, — киваю, снова отхлебывая из бутылки и затягиваясь до фильтра, обжигая пальцы.

— Давай, тебя посмотрю, Аля не глядя мне в лицо, делает несколько шагов и хватает на плечо. Крепкие руки у нее. Хоть и хрупкие, но крепкие. Поразительно, сколько всего намешано в этой женщине.

— Без надобности, — мягко опускаю ее руки вниз. — Там ерунда, сам зашью. Ты же знаешь, я учился у тебя, а, значит, — у лучшего мастера. Справлюсь.

— Как знаешь, — даже странно, что так быстро соглашается. Обычно Аля никого и слушать не хочет, — самые суровые мои мужики у нее становятся послушными котятами, быстро научившись общаться с ней без всяких пререканий.

— Поужинаешь? Выпьешь? — протягиваю бутылку.

Да, гостеприимство — не самая сильная моя сторона. Хреновый из меня хозяин.

Она молча берет бутылку из моей руки и делает глоток, удивляя меня уже третий раз за сегодня. Обычно Аля не пьет, разве что жутко устала или когда случай очень тяжелый и остается только ждать. И всегда наливает себе в рюмку или в бокал, — ей прекрасно известно, где у меня что находится в доме. Как и я, с закрытыми глазами здесь все, что нужно, найдет.

— Арт… — отпила и снова на меня не смотрит. — А, может, — и не двое? Это был ты? — и вот теперь, — резкий взгляд, глаза — чистый скальпель, режет, режет и колет, до черепной коробки.

Да, Аля знает все про мои размеры, — тут на двоих бы хватило.

Было у нас когда-то.

Все было.

Даже почти серьезно.

Но…

Это же Аля, — добрая, хрупкая, несмотря на всю ее крепкую внешнюю сталь. Я-то знаю, какая она под ней, — всегда такой была, с самого детства. Вроде и сильная, жесткая, — иначе там не выжить, прогнут и уничтожат, но внутри… Внутри — ангел с чистым сердцем, который свято верит что и в нас обязательно, пусть даже где-то на донышке, есть что-то доброе.

А я…

Нет, ей настоящие отношения нужны, серьезные, надежные. С тем, кто любить ее сможет так, как она достойна, кто жизнь ей нормальную даст. Я же — только в дерьмо за собой утащу, из которого ей выбраться и забыть надо.

Не пойму, никогда не понимал, — КАК эта женщина, вот такая, — до сих пор одна. Столько лет, — а никого рядом. Вышла бы замуж, детей бы нарожала и забыла бы все это дерьмо, как страшный сон. А она с нами все возится, штопает, спасает, глаза закрывает и прячет. И работает круглые сутки.

Ей покой нужен сейчас, — снова отпивает и ставит бутылку на стол, — поняла уже, что не отвечу. Я ей никогда не врал, но и правды ей всей знать совсем не нужно. Слишком хорошая она, для правды этой. — Антибиотики продолжай давать, воды пусть много пьет, просто вливай в рот. Если в себя за трое суток не придет, придется в больницу забирать. Хочешь, я нянечку пришлю?

— Трое суток? — я как-то слишком громко сглатываю.

— Должна раньше, — вздыхает. — Но все зависит от психики. От того, что ей пришлось пережить и насколько это оказалось для нее катастрофичным. Надеюсь, все обойдется легче. Но ты же знаешь меня, — я всегда просчитываю самый тяжелый вариант.

— Спасибо, Аль. Огромное. Останешься? Может, выспись у меня, чтобы не дергали.

— Нет, Арт. У меня еще больные. Надо ехать, — выдергивает руку из моей и снова — быстрым шагом, к двери. — Надо будет, — звони. Я еще днем заеду, посмотрю, как она, — даже если в себя придет.

Киваю, провожая ее до выхода.

— Арт! — останавливается у двери. Топчется нерешительно, и, наконец, все же разворачивается и хватает меня за руку.

И снова это взгляд, — как будто в мозги мне залезть хочет и увидеть все, что в них там намешано.

— Спасибо тебе, Аля. Огромное. С меня, — курорт, ресторан и какой-нибудь придурок со скрипкой и серенадами, — задолжал я тебе.

Да, задолжал, и еще как, — вера ее одна только бесценна. Ну, а то бабло, что я на счет перевожу, ее никак не радует, — клинику свою обустраиват, оборудование новое покупает и все равно — вся в работе. Вытащить ее нужно куда-нибудь, чтобы другое что-то, кроме своих больных наконец увидела. Но это… В какой-нибудь другой, наверное, жизни, когда у меня появится передышка и возможность свободно вздохнуть.

— Девочку сегодня нашли, — шмыгает носом, опуская голову. — Убили ее, сволочи. До смерти насиловали бедняжку. Там… Там ничего от нее и не осталось.

— Думаешь, тоже я? Так ты обо мне теперь думаешь?

— Ничего я не думаю, Арт. Точно не ты, знаю. Говорю просто. Грань, — она во всем такая, — тонкая. Раз перешагнешь, и уже — не остановиться.

— Легкой тебе ночи, Аль, — киваю, не отводя взгляда. — И чтоб никто не умер сегодня.

Вздыхает и снова поднимает на меня глаза, — на этот раз с надеждой. Но, так ничего и не дождавшись, тоже кивает и дергает на себя дверь.

— Я приеду. Ты мне отзвонись. И насчет руки тоже.

Херачу снова со всей дури кулаком по стене, когда она уходит, — сдержаться не могу. Психологический, блядь, шок! Нежные мы какие!

Толкаю ногой дверь в спальню, — неужели смогла Алю обвести вокруг пальца? Тут актерское мастерство на уровне Оскара нужно, не иначе!

Под воду холодную засунуть, — и весь шок с нее разом сойдет. А я-то уже испугался, что реально покалечил.

Мягкий свет ночника, — и девчонка, мечущаяся по постели. Бледнее, чем простыни, на которых лежит. Рот приоткрыт, дыхание со свистом. Волосы белоснежные по постели разметались, — слиплись, — хрен знает, от чего, перепутались.

Потрогал лоб, — жаркий, обжигающий.

Потом вся обливается.

Блядь!

Вот я теперь еще и возиться должен?

На хрена мне этот геморрой, а? Не так все должно было быть, не так.

Выключаю ночник, и собираюсь выходить, — время нужно, — ладно, будет ей время.

— Нет! Пожалуйста! Умоляю, — доносится в спину перепуганный лепет девчонки.