И желания были. Сколько всего хотелось! А ни хрена сейчас не хочется, — все рационально, потому что нужно. Чтобы удобно. Чтобы достаточно для того, что задумал. Но — не для души, логика одна.

Много бы отдал, чтобы снова, на день хотя бы живым стать. Чтобы снова аромат грозы на всей коже ощутить. Лицо солнцу подставить и просто счастливым от этого быть.

Но ничего уже по-другому не будет. Не вернешь ничего. Не изменишь.

Только вот запах этой стервы, сладкий, манящий, — как когда-то, сквозь кожу вдруг пробился. Странным меня сделал. Будто на миг — и я — не я. Но это — миг, а, может, показалось. Не бывает так. Уже не бывает. Не для меня.

— Черт! — спотыкаюсь, войдя в свой кабинет.

Это еще на хрен, что?

Включаю свет, — темно здесь, как в склепе, привык никогда черные занавески не раздвигать. Хрен знает, почему, — привычка просто. Удобно мне так всю жизнь, — за закрытыми шторами или жалюзями. И рассмотреть некому, что в доме у меня делается, — скала, высота не дадут. А все равно — уютнее, привычней.

Макбук давно разрядился, — девчонкино кино с бесконечной перемотки закончилось. Да я, в общем-то, и не собирался его ей прокручивать безостановочно, — так только, чтобы впитала в себя, в детали вникла и подумала хорошенько в темноте и в тишине.

Только вот ни хрена она не думает, — завалилась на ковер и спит себе спокойно.

— Эй! — не научился я таки баб ногами по-настоящему пинать, а стоило бы!

Как спать после такого?

Даже я бы не спал! Хоть бы как вымотало, — поседел бы и костяшки бы на пальцах на хрен бы сбил. А она… Хоть бы что!

— Эй! — толкаю носком ноги сильнее, но все еще не критично. Так, встряхнуть только, но не до боли. И ни хрена.

— Света! — уже встряхиваю, серьезно так.

И понимаю, — нет, бля, не спит.

Кровь вокруг губ запеклась, рот открыт, дышит как-то… Слабо, в общем, дышит.

И ледяная, — ну вот совсем.

Бля, — ну не мог я ее так! Не настолько же и озверел! Или?

— Аля? — знаю, что поздно. Но по этому номеру могу звонить в любое время суток и года, несмотря на отпуска, выходные и прочую хрень. — Ты мне нужна.

— Где? — голос не сонный, значит, не разбудил.

— У меня, в особняке, Аль.

— Насколько срочно и серьезно?

— Хрен его знает, — с сомнением осматриваю девчонку. Если головой она о пол не билась, то, по идее, не так срочно. Больше ничего особенного с ней случиться не могло.

— Пятнадцать минут, — устало выдыхает Аля. Видимо, ночка выдалась нелегкая, — добавил я ей работы, это уж точно. Хотя… Никого почти, вроде, не зацепило, пока мы фейерверки на острове устраивали.

— Если долго, поезжай навстречу.

— Нормально, Аль. Жду.

Она появляется через десять, — охрана пропускает даже без звонка мне.

Как всегда — никакого вопроса в глазах, только привычная озабоченность и спокойствие. Как всегда, в неизменном белом халате, — наверное, я при всем желании не смог бы ее себе представить в чем-нибудь другом, — в платье или в джинсах там и топе, даже не узнал бы, если бы не в нем увидел. Но на остальное у Али просто нет времени, — иногда я думаю, что она работает безостановочно и вообще никогда не спит. Всегда отвечает на звонки, всегда приезжает.

— Привет, — цепко окинув меня взглядом, на ходу целует в щеку и быстро проходит в ванную помыть руки.

Из наших она, тоже детдомовская. Единственная, наверное, из кого вышло что-то приличное. Врач.

Но всегда, безотказно приезжающая на помощь. И лишних вопросов не задает. И не осуждает, за что ей — отдельная огромная благодарность. Не смотрит свысока, — мол, я человеком стала, а вы — петляйте своими грязными дорогами так, чтобы не пересекаться. Человек она. Настоящий. И понимает все.

— Давай посмотрю, — как всегда, Аля возвращается из ванной стремительно и подходит ко мне бесшумно. Со спины. Единственная, кроме, разве что, Змея, кому я это могу позволить.

— Со мной все нормально, Аль, — мягко отстраняю ее руку, легшую мне на плечо.

— Какое нормально, Артур. У тебя огнестрел. И не один, — сурово со мной говорит, строго. Люблю этот ее тон. И то, что не лебезит и не боится. Злится всегда, когда дыры во мне находит. Свой организм беречь нужно, а я, идиот, его кромсаю по собственной доброй воле. Вот и отчитывает, как учительница пацана зеленого.

— Нормально, сказал. Там девчонку посмотреть нужно.

За ней не иду, только на спальню киваю, куда уже успел перенести.

Аля сморит на меня изумленно, — в первый раз не спешит сразу же, куда я указываю, спасать больного, и растерянно мигает. Наверное, с минуту.

Ну, да. Девчонок ей по моему профилю и у меня в доме еще лечить не приходилось. Поражена.

— Аль, — негромко тормошу ее звуком имени.

— Да, да, — так ничего и не спросив, — хотя на этот раз я очень явственно видел в ее глазах вопрос, привычно быстрой походкой уходит.

А я — снова усаживаюсь в кресло и, схватив бутылку, смачно отпиваю, рассматривая плечо.

Таки да — попало по тому же месту. А еще говорят, что молния дважды туда же не бьет! Молния не бьет, а пуля, оказывается, долетает!

Надо бы промыть, — все равно Алька не отстанет, смотреть будет. Еще ее и с этим напрягать, — совсем некомильфо. Но, блин, почему-то не могу встать с кресла. Червячок какой-то неприятный. За девчонку переживаю, что ли?

Смешно, — с чего бы мне переживать, да еще и за нее?

Просто, наверное, не хочу, чтобы Аля, когда выйдет из спальни, ждала меня в пустой гостиной.

Сам не понимаю, почему так неуютно, — хочется вскочить и ходить по комнате, — не сидится, блядь.

Кажется, что Аля там застряла на целую вечность, — и часы почему-то врут, замедляя минутную стрелку до уровня самой поганой подстреленной улитки, никак не желающей двигаться.

По моим внутренним ощущениям прошла ночь, а по часам, — несколько минут.

Глотаю виски из бутылки, уже буквально гипнотизируя свой «Брайтлинг», — обычно он меня не подводит, а для меня это очень важно, — иногда все расписывается с точностью до секунды. Но сегодня с ними явно что-то не то, — не может время так растянуться! Явно отстают, — выбрасывать на хер пора.

И вскакиваю, когда из спальни наконец выходит Аля.

Бледная, на ходу сбрасывающая перчатки.

— Ну? — рука сама тянется к волосам, впиваясь и дергая назад. Чего она молчит? Обычно сразу все говорит, как на духу.

— Изнасиловали, — Аля отвечает сухо, чисто на профессиональном уровне. Ни грамма личного.

Потрясающе ценное качество, особенно учитывая, что она все же — женщина.