— Что такое?

— Ничего. — Кариcса улыбнулась и опустила бокал. — Почему бы вам не сказать тост?

— Тост? — Между бровями появилась глубокая морщина. Будто его попросили перевести меню на японский язык, а не произнести пару простых слов. — Хорошо. За самую лучшую соседку, о какой любой человек может только мечтать. — Бруди поднял бокал, она подалась вперед и чокнулась с ним. — И спасибо за то, что вы так много времени проводите с Молли. Я бы потратил целое состояние, чтобы найти няню, которая делала бы половину того, что для нее делаете вы.

Вот и все. Маленький пузырек самообмана, лопнув, исчез без следа.

Бруди не видит в ней женщину. Он по-прежнему думает о ней только как о партнере для игр Молли. Как о человеке, на которого может положиться, который готов заботиться о его дочери. И подумав так, Кариcса поняла, что она должна рассказать ему о Молли, о ее мыслях по поводу матери. Но она не могла придумать, как начать такой серьезный разговор, это же не светская болтовня за обедом.

— Не стоит об этом. — Она состроила улыбку и с облегчением вздохнула, когда в рекордное время принесли заказанную еду. — Ммм, выглядит очень аппетитно, — девушка сосредоточилась на еде. Это гораздо легче, чем смотреть в глаза мужчине, улыбка которого напоминает ей, что он не видит в ней женщину. — Восхитительно.

Ананасовый соус добавил пикантности безупречно зажаренному мясу цыпленка. Она отправила в рот ароматный ломтик.

— Мне приятно, что вам нравится. Должен сказать, я не предполагал, что вы такой любитель экзотики.

— Экзотики? — Она стала собирать изысканный соус пресной лепешкой.

— Вы выбрали такое блюдо.

— Сатай? И что же?

В уголках глаз появились тоненькие морщинки, он улыбался.

— Скажите, вы читали, что написано мелким шрифтом под названием каждого блюда?

Мелким шрифтом? Ох, вроде бы нет. В тот момент она была занята размышлениями о его сексуальной улыбке.

— Я быстро принимаю решения, — покачала головой Кариcса. — Знаю, что мне нравится, и выбираю без сомнений.

— О, так значит, вы уже ели личинки насекомых?

— Ч-что?

Должно быть, он шутит? Личинки? Она ела ЛИЧИНКИ? Боже!

Ухмылка пропала, но по изгибу его рта девушка догадалась, что он еле сдерживает смех.

— И у них действительно вкус, как у цыпленка? — продолжал подначивать Бруди.

— И кто же вам это сказал, мистер Знаток пищи туземцев? — При мысли о личинках желудок приготовился бунтовать. Но она без слов приказала себе не быть такой дурой. Ее блюдо было превосходно! Она не сомневалась, что ест курицу...

— Я прочел напечатанное мелким шрифтом. — Он расхохотался. Кариcса секунды две старалась сохранить сердитый вид, но потом присоединилась к нему.

— Ладно. — Девушка подняла руку. — Вы получили свою порцию веселья. Почему бы вам не закончить этот стейк из кенгуру, пока он не выпрыгнул из вашей тарелки? А я сосредоточусь на десерте. Наверное, в этом случае я не допущу ошибки?

Бруди продолжал смеяться, хотя и пытался подавить смех. Потом взял вилку и нож и стал резать мясо.

— На этот раз я буду читать написанное мелким шрифтом, — добавила Кариcса.

Она прочла специальные предложения и решила, что суфле из куандонга будет превосходно.

— Хорошая идея. — Бруди закончил есть, сделал пару глотков вина и теперь не сводил глаз с Кариссы. — Знаете, мы уже несколько месяцев соседи, а мне о вас ничего не известно.

Она решила отвечать намеренно беззаботно, не желая портить вечер слишком тяжелыми воспоминаниями.

— Что же вам рассказать? Я городская девушка, выросла в Сиднее. Когда мне исполнилось девятнадцать, приемные родители умерли. Годом позже Кристен, Тани и я соединились. Я переехала сюда, чтобы быть ближе к Тани.

— А Кристен?

— Она в трио Льюисов птица самого высокого полета. У нее квартира в шикарном районе, в Аркадия-Тауэре, в Сиднее. Хотя она большую часть времени проводит в путешествиях по всему земному шару.

— Замечательно.

Кариcса кивнула. Она очень гордилась своей преуспевающей сестрой.

— Да, она замечательная.

— Должно быть, это семейная черта, — проговорил Бруди, глядя на нее тающими шоколадными глазами.

— Спасибо. На Пасху вы видели Тани. Она иллюстратор детских книг.

— Похоже, вы все трое талантливы. Что привело вас к решению открыть ярмарочную лавку для детей?

— С тех пор как себя помню, мне нравилось делать кукол. Это помогало справляться с мрачной реальностью. И потом, когда получила диплом по маркетингу в университете, я использовала деньги, которые наши НАСТОЯЩИЕ родители оставили нам, и купила лавку.

— Вы пережили тяжелое время в приемной семье?

— Это страшное преуменьшение. — Горечь переполняла ее. Как всегда при мысли о Роне и Бетти Лавелл. — Давайте не будем об этом говорить. Лучше расскажите мне историю Бруди Эллиота.

Взор его потух.

— Что вы хотите знать?

Можно ли заставить его говорить о Джеки? Сделав укрепляющий глоток вина, она шагнула в опасную зону:

— Расскажите о вашей жене.

— Это легко. Я убил ее.

Бруди наблюдал, как от шока расширились выразительные глаза Кариссы. Она подалась вперед, словно подталкивая его продолжать.

— Джеки погибла, столкнувшись с машиной подонка, ехавшего с большим превышением скорости.

— Но в этом нет вашей вины!

— Ошибаетесь! Всего за несколько месяцев до аварии, я задержал парня, который меньше чем через полгода убил ее. И знаете, что я сделал? Отпустил этого подонка! Даже не устроил ему головомойку. Я сделал ему устное предупреждение, которое подействовало на юного панка точно шлепок по руке. И вы хотите знать, почему?

Кариcса молча смотрела на него. Красивое лицо выражало жалость.

— Продолжайте, — мягко проговорила она. Пальцы разглаживали салфетку, лежавшую перед ней.

— Это ничтожество напомнило мне, каким я был в его возрасте. Десять лет назад я был таким же дерзким, нахальным, королем мира. Полностью непобедимым. Особенно за рулем своего «форда». И вместо того, чтобы посадить, я его отпустил. — Бруди пожал плечами и отвел взгляд. Ему не хотелось видеть, как в ее глазах жалость сменится отвращением. Фактически в тот вечер он подписал жене смертный приговор. И оставил Молли без матери...

— Все равно это не ваша вина. — Она сжала ему руку. — Бруди, посмотрите на меня.

Наконец он встретился с ней взглядом. И увидел в ее глазах слезы. Они сразили его сильнее, чем, если бы она объявила, что ненавидит его.