Татьяна тоже заметила это.

– Эвелина, может, Наташа немного понюхает?

– Нет, – отрезала Эвелина.

– Думаешь, не поможет?

– Думаю, нет.

– Почему же? Нам-то помогает.

– Она слишком близко все принимает.

– Может, ты и права. Давай положим ее.

– Да, ей надо поспать.

– Если заснет…

– Во всяком случае, это ей необходимо.

Они подвели меня к матрасу, который лежал в углу, и осторожно усадили. Я легла на бок и сжалась в комок. Татьяна принесла байковое одеяло и накрыла меня.

Натянув одеяло на голову, я лежала с открытыми глазами, не в силах даже плакать. Вероятно, я уже выплакала все слезы – не знаю. Плакать я больше не могла. Я дрожала всем телом. Голова была пустая, все внутри меня было пустым. После насилия ничего не осталось.

– Марат был сегодня ужасно грубым, – услышала я слова Эвелины.

– Да, – отозвалась Татьяна.

– Словно на него что-то нашло.

– Да, – ответила Татьяна. – Вероятно, ему не понравилось, что она не соглашалась. А она сильная…

– Достанется ей, – вздохнула Эвелина.

– К этому тоже привыкаешь, – равнодушно ответила Татьяна.

– А я вот боюсь, когда меня бьют. У Марата кулаки железные.

– Иногда неплохо получить вздрючку, чтобы почувствовать, что ты еще жива.

– А ты жива?

В комнате было тихо. Таня молчала. Я подумала, а чтобы ответила я? Я еще жива? Все болело – руки грудь, живот, особенно низ живота… В голове стучало, спина покрылась холодным потом. Наверное, все-таки жива.

В полночь мне захотелось в туалет. Я поднялась и надела туфли. Каждое движение отдавалось болью в голове, перед глазами все плыло. Некоторое время я посидела на матрасе и подождала, когда пройдет головокружение. Потом на дрожащих ногах прошла в уборную. Там я подумала: а что, если все-таки попытаться сбежать?

Я вернулась в свой угол и собрала вещи, лежавшие на стуле. Стараясь не шуметь, я натянула на себя джинсы и футболку. Мне, возможно, не помешала бы теплая кофта, но она лежала в чемодане, а его открывать я боялась, мне не хотелось разбудить девчонок. Ничего, летом не замерзну, решила я.

Я прокралась к двери и приоткрыла ее, чтобы убедиться, нет ли собаки. Во дворе было тихо и прохладно. Несмотря на боль в ребрах, я вдохнула свежий воздух полной грудью. Звезды казались большими, больше, чем были вечером, но луна исчезла за тучей, закрывавшей половину неба, и темень стояла непроглядная. Я ничего не видела.

– Наташа, ночью они обычно спускают собаку, – услышала я шепот Татьяны.

– Можешь не шептать, я тоже не сплю, – сказала Эвелина.

– Закрой дверь, а то собака забежит, – попросила Татьяна.

– Проклятая зверина укусила однажды даже Леанд-ра, своего хозяина.

– А тебя она просто загрызет.

По голосам было понятно, что девушки испытывают неподдельный страх. Но я не послушалась их. Нет, они просто хотят меня попугать. Эти дурочки сидят в дерьме и не понимают, как я хочу сбежать.

Я сделала шаг и замерла. Ничего не произошло, все было тихо. В большом доме не светилось ни одного окна, даже лампа у подъезда не горела. Я знала, что ворота были слева от бани. До них не больше двадцати метров. Надо попытаться их открыть. В противном случае я попробую перелезть через них. Колючей проволоки над воротами не было.

Я сделала еще шаг по двору.

– Ты на самом деле дура, – услышала я голос Эвелины.

– Пусть попробует. Потом ей будет легче смириться с тем, что отсюда не убежать.

– Не думаю…

– На ошибках учатся.

– Они ее убьют.

– Нет. Марату нужно зарабатывать на ней деньги.

– Если она сбежит, у нас тоже будут проблемы, – прошептала Эвелина.

– Черт побери, ты права. Наташа, не уходи, – повысила голос Татьяна.

Но я не хотела ничего слушать. Я сделала еще шаг по направлению к воротам и еще один. Потом я остановилась и прислушалась. Ни звука. Даже девчонки замолчали. Только сердце стучало с сумасшедшей скоростью. Еще шаг. До ворот было рукой подать. Собаку наверняка заперли, а то бы она давно уже набросилась на меня. Что же мне делать дальше – бежать к воротам или пробираться осторожно?

Я опять остановилась. До свободы оставалось каких-то пять метров. Из-за тучи вдруг выплыла луна и осветила все вокруг своим мертвенным светом. Я увидела, что в воротах была маленькая калитка, открывавшаяся вовнутрь. Калитка была заперта на засов. Больше я ждать не могла. Набрав в легкие воздуха, я побежала к воротам. Оставшиеся пять метров показались мне пятью километрами. Я думала, что я никогда не добегу. Каждая секунда казалась мне вечностью. Вечность стояла между мной и свободой.

Я почти упала на засов и потянула его в сторону. Как ни странно, но мне удалось справиться с ним. Калитка была тяжелая, стальная, и, толкая ее, я почувствовала, как от напряжения у меня звенит в ушах. Но звон был не в ушах. Это сработала сигнализация. В доме зажегся свет, входная дверь с грохотом распахнулась, и я услышала лай собаки.

Не теряя времени, я прошмыгнула в образовавшуюся щель и выбежала наружу. Улица была пустынной. Бежать по ней не имело смысла, хорошо, что рядом был лес.

В лесу я бежала и бежала, пока были силы. Ветки хлестали меня по лицу. Потом я споткнулась о корни, упала и расшибла коленку. Рана на коленке кровоточила. Я стерла кровь рукой, поднялась и хотела бежать дальше, как вдруг услышала голоса:

– Ты ее видишь?

– Нет, твою мать!

– Куда же эта сука запропастилась?

– Ничего, в лесу далеко не уйдет, найдем!

– Спусти собаку, скорее отыщем.

– Тарзан, искать! – услышала я команду Леандра. Только не это, подумала я в отчаянии. Собака меня везде найдет… Внезапно я вспомнила, как в Трудолю-бовке мы играли в прятки. Чтобы не попасться, надо было залезть на дерево. Это было самое надежное место. Если залезть повыше, никакая собака не найдет. Это был единственный для меня шанс.

Я скинула туфли и отбросила их от себя как можно дальше. Потом вскарабкалась на дерево и спряталась в ветвях. Боли я не чувствовала, была только воля уйти – настолько сильная, что я залезла на дерево вопреки сломанному ребру.

Внизу послышалось знакомое рычание. От страха я даже дышать перестала. Собака бегала подо мной кругами, пытаясь отыскать след. Некоторое время спустя она обнаружила мои туфли, о чем сообщила громким лаем.

– Молодец, Тарзан, держи эту сучку, – похвалил псину Леандр, который, очевидно, подумал, что она уже вцепилась в меня своими жуткими зубами.