Раздался звон колокольчиков. В спальню вошла служанка, поставила на столик у кровати поднос, разлила по чашкам ароматный чай и удалилась.

– Мне надо вставать, – сказал Ильяс.

Принц поднялся с кровати, выпил чай, облачился в свои одежды. Мэгги молча смотрела, как он завязывает пояс.

Она ненавидела это утро.

Ильяс не проронил ни слова, вышел из спальни и направился к выходу из шатра.

Ветер стих, но оставил много беспорядка после себя. Одна из больших палаток обрушилась, рабочий сгонял лошадей, разбежавшихся по пустыне. Ильяс мог только гадать, какие разрушения буря причинила городу.

Он хотел вернуться в постель. Впервые в жизни он подумывал отложить дела и хотя бы ненадолго забыть об обязанностях. Но долг был превыше всего, так его воспитали. Сначала он совершил молитву, потом связался с дворцом, чтобы узнать, как город пережил бурю.

– Вы нужны здесь, ваше высочество, – сказал Махмуд. – Городу нанесен огромный ущерб, многие люди пропали без вести.

Это не могло ждать до полудня.

Он еще несколько минут поговорил с Махмудом о последствиях бури, а потом задал главный вопрос:

– Вы поговорили с Хазином об угрозах?

Теперь он был уверен, что ничего не произошло и что нет никакой пленки.

– Да.

– И? – поторопил его Ильяс, потому что ему хотелось вернуться в спальню и провести с Мэгги еще немного времени до того, как прилетит вертолет.

– Он попросил, чтобы мы подчинились требованиям.

– Хазин сказал так? – Ильяс старался говорить ровно и спокойно, хотя кровь стучала в висках от неожиданного ответа Махмуда. Он был уверен, полностью уверен, что нет никакой записи. – Что именно он сказал?

Но Махмуд заверил его, что это не телефонный разговор.

– Было бы лучше, если бы мы поговорили с глазу на глаз.

Пока Ильяс молился, Мэгги вернулась в свою спальню, чтобы освежиться. Она улыбнулась Гульшат, которая ждала ее, когда она вышла из ванны.

На кровати уже лежало приготовленное для нее бледно-сиреневое традиционное платье-такшета. Женщина собрала и закрепила волосы Мэгги в свободный узел.

– Спасибо, – сказала Мэгги, но, когда Гульшат подошла, чтобы помочь ей одеться, Мэгги отказалась.

Одевшись, она стояла и смотрела на свое отражение в огромном зеркале. Несмотря на бессонную ночь, она выглядела чудесно. Мэгги попыталась разобраться в том, что же все-таки произошло. Секс был восхитительный, однако именно разговор стал для нее откровением.

Мэгги услышала звон колокольчиков и по шагам поняла, что идет Ильяс.

Она не повернулась, но каким-то образом поняла, что у него дурные новости, и продолжала стоять, глядя в зеркало.

Ильяс подошел и встал сзади.

– Вертолет уже вылетел за нами.

– Я думала, у нас есть все утро.

– После бури много разрушений.

Мэгги нахмурилась. Возможно, ей следовало почувствовать вину за то, что она оказалась такой мелочной и думает только о своем наслаждении. Управлять страной не просто, она бы точно не справилась.

– Не могу представить себе, что скоро вернусь в хостел, – призналась она ему и обернулась.

– Ты туда не вернешься, – резко сказал Ильяс. – Я забираю тебя с собой во дворец. Но сначала нам нужно поговорить о том, что же все-таки произошло между тобой и Хазином.

– Ты хочешь сказать, что все еще не веришь мне? – Мэгги, нахмурившись, смотрела на него. – Ты думаешь, что есть какая-то запись?

– Ты должна рассказать мне, что произошло.

– Ильяс! – Мэгги почувствовала, что закипает. – Я не спала с твоим братом, или ты думаешь, что та кровь была фальшивая?

– Я знаю, что не спала, – огрызнулся Ильяс, но потом взял себя в руки. Он не хотел, чтобы личные отношения мешали делу. – Но это не снимает с тебя подозрение. Есть много способов доставить удовольствие. И я допускаю, что они могли отправить к нему девственницу, чтобы заманить его…

Она замахнулась, чтобы дать ему пощечину.

Насилие было недопустимо в понимании Мэгги, однако Ильяс перешел все границы и фактически назвал ее шлюхой.

Но он легко перехватил ее руку.

– Я настоятельно рекомендую воздержаться от того, чтобы бить наследного принца, – предупредил он, крепко держа ее за запястье.

Поэтому она ударила его другой, свободной рукой.

Ильяс даже не вздрогнул. Наоборот, это Мэгги содрогнулась, когда раздался хлесткий звук пощечины.

– Ты хочешь поиграть в эту игру? – тихо спросил он.

– Нет, – ответила девушка, внезапно занервничав.

– Хорошо, но знай, если ты меня еще раз ударишь, я положу тебя на колено и отшлепаю так сильно, что понадобится ведерко со льдом, чтобы ты могла сидеть в самолете по пути домой.

Его слова о доме возымели действие. Из дерзкой и непокорной девушки она внезапно превратилась в подавленное существо.

Но принц неправильно истолковал эти перемены.

– Мэгги, я не причиню тебе вред, – сказал он мягче, отпуская ее руку. – Что произошло в каюте? О чем ты не можешь мне рассказать?

Сейчас это было чертовски важно.

Не только потому, что ее туда послали, чтобы соблазнить его брата. Это было важно потому, что сейчас он заботился о Мэгги больше, чем должен был. И потому, что ревность разрывала ему грудь.

– Мы разговаривали, – сказала Мэгги и пожала плечами. – О чувствах.

– Это не может быть правдой. Хазин не стал бы говорить о таких вещах.

– Возможно, он не настолько эмоционально пустой, как ты! – выкрикнула Мэгги.

– Что он сказал? – тихим и каким-то зловещим голосом произнес Ильяс. Он больше не мог выдержать ни секунды, не зная правды. – Мэгги, игра окончена, ты должна мне сказать, что бы там ни произошло, я лучше с этим разберусь.

– Я немного рассказала ему о своей матери, о том, что в тот день была годовщина ее смерти, и он открылся…

– Да брось! – Ильяс покачал головой, начиная сомневаться в том, что история ее детства правдива. Может, это просто легенда, чтобы рыбка заглотила наживку? Такой способ соблазнения? – Мой брат не склонен к сантиментам.

– Нет, склонен! – вспыхнула Мэгги. – Он довольно интересный собеседник. Он сказал, что лучше быть одному, без семьи. И что он надеется, что отец лишит его наследства.

Ильяс хранил молчание, внезапно поняв, почему Хазин не хочет, чтобы запись была обнародована. Но Мэгги не собиралась больше молчать.

– И я не рассказывала ему слезливые истории, – продолжала она, – я просто сказала, что это был тяжелый день, и он понял меня, он тоже ненавидит годовщины…