Тигр отвечал: «Твой сын бахвалился. Если он сильнее, пусть убьет меня, а если я сильнее, я убью его. Передай ему мою волю!»

Предание о храбром гиляке и благодарном тигре, записал Л. Я. Штернберг[22]

Первым останки Маркова обнаружил Онофрейчук, невысокий мужчина с пожелтевшими от табака ногтями и сломанным носом. Это произошло во вторник, за день до приезда Тигров. Онофрейчук часто бывал у Маркова в хижине. В тот раз они договорились отправиться на подледную рыбалку. Но Онофрейчук сильно напился и опоздал без малого на сутки. Он поймал попутную машину и доехал почти до места. Около километра пришлось пройти пешком, но к полудню он был возле хижины. В глаза сразу же бросилась кровь на тропинке к дому. «Я сперва даже не понял, что к чему, — рассказывал он. — Подумал, может, Марков пристрелил какого-то зверя и не прикрыл концы. Это было странно, потому что в этих вопросах он был очень аккуратен. В конце концов, браконьерство запрещено законом, а инспекция может нагрянуть в любой момент. Поэтому я продолжал идти, недоумевая: что, черт возьми, происходит? А потом я увидел его шапку. Меня как обухом по голове ударило. Я практически перестал соображать. Предчувствие было самое скверное, но что именно произошло, я понять не мог. И тут увидел следы тигра. Я тогда подумал: может, он и не пострадал. Или ему еще можно оказать помощь. Я прошел несколько шагов, мимо его изодранной одежды. Увидел торчащую из снега собачью лапу. Хотел пойти дальше, но тигр не позволил. Я не видел ни Маркиза, ни тигра. Но услышал рычание. Было неясно, с какой стороны оно донеслось, но тогда-то я и понял, что Маркиз убит. И где-то рядом рычал этот стервец, раскачивая над телом своей тупой башкой. Я замер ненадолго, а затем медленно повернул назад. В голове стучало одно: не бежать, не бежать, иначе он обязательно погонится за мной и сожрет».

Онофрейчук был безоружен. В полном шоке он дошел до хижины и развел огонь в остывшей печи. «У меня в голове не было ни одной мысли, — продолжал он. — Пустота — и все. Сознание отказывалось воспринимать что-либо. Ведь он был моим другом как никак. Много лет провели вместе».

Он долго сидел в хижине, пил чай и курил — одну сигарету за другой. Только с третьей попытки он сумел заставить себя выйти из хижины и отправиться за подмогой. Онофрейчук был на десять лет младше Маркова и относился к нему как к наставнику. Он любил читать, но особых амбиций у него не было, кроме того, ему недоставало сноровки и терпения, необходимых и для пчеловодства, и для охоты на пушного зверя. Охотился он только ради мяса, рыбачил для пропитания — чаще всего не один, а с Марковым. Так и жил потихоньку. Они часто соседствовали в этой хижине, много ссорились — как братья, — но всегда мирились. Марков был его лучшим другом.

Однако не ему, а их общему другу Даниле Зайцеву пришлось рассказать Тамаре Борисовой о том, что случилось в лесу с ее мужем. Маркова не было дома уже почти месяц, и Борисова очень соскучилась. «Я больше всего боялся, как скажу его жене, — вспоминал Онофрейчук. — Мне было страшно одному идти к ней, и я позвал Зайцева. Но так и не смог войти в дом, остался на улице. А ему сказал: иди, расскажи ей. Потому что перед глазами так и стояла та картина».

Данила Зайцев — кривоносый, с тяжело нависшими бровями и проницательным взглядом — человек сильный и решительный. Он отправился к Борисовой один. Зайцев постарался по возможности быть деликатным, но каково приносить такие вести? «Я подбирал слова очень осторожно, — говорил он. — Сказал, что на него напал тигр. Сначала она не поняла, решила, что ему удалось спастись».

Зайцеву пришлось начать заново, а Онофрейчук стоял на улице и прислушивался. Когда в доме раздался женский крик, он понял: страшное известие получено.

Борисова буквально обезумела от горя. Она хотела видеть мужа — настаивала, требовала, умоляла так отчаянно, что сердце разрывалось от сострадания. Друзья мудро решили, что этого допустить нельзя. Они отнесли останки Маркова в дом Кузьмича — одинокого плотника, жившего на самом краю деревни. Онофрейчук и Зайцев притащили несколько кедровых досок, и Кузьмич сколотил из них гроб — обычного размера. Однако похоронить Маркова сразу же не удалось, потому что Борисова заказала для него новый костюм. Кроме этого костюма, в гроб и класть-то особо было нечего. Но в тот момент Борисовой казалось, что мир рухнул, и она искала спасение в мелочах: ей нужно было, чтобы ее мужа похоронили в костюме. Несмотря на то что на дорогу до ближайшего магазина — в Лучегорске — и обратно требовался целый день, друзья поняли, что для нее это важно. Когда Борисова уехала, они отправились на деревенское кладбище копать могилу.

Кладбище, раскинувшееся на лесистом пригорке примерно в километре к югу от деревни, было небольшим — не потому, что Соболиный образовался недавно, а потому, что люди, нанимавшиеся работать на лесозаготовке и приезжавшие туда жить, чаще всего были слишком молоды, чтобы умирать. Однако порой смерть настигает рано, поэтому на кладбище в Соболином сравнительно велик процент детей и молодежи. Некоторые могилы отмечены каменными надгробными плитами, большая часть — православными крестами, кустарно отлитыми из грубой стали или сколоченными из дерева. Если бюджет позволял, родственники заказывали фотографию покойного на эмали и помещали ее на надгробие. Сегодня это кладбище — единственное место на земле, где можно воочию увидеть, как выглядел Владимир Марков.

Он был невысок, крепко сбитый, с высокими скулами, печальными глазами и волевым подбородком. Онофрейчук и его жена Ирина считали его похожим на цыгана. Тамара Борисова описывала его иначе: «Хоть он и был русским, в его лице угадывались не то армянские, не то грузинские черты». Смуглокожий красавец с темными вьющимися волосами и сине-зелеными глазами быстро завоевал ее сердце. Несмотря на свой небольшой рост, Марков обладал недюжинной силой. Когда-то в Соболином был собственный бар. До того как он сгорел, Марков там работал, и Борисова помнит, с какой легкостью он перетаскивал столитровые пивные кеги.

Вернувшись из армии, Марков выучился на лесоруба и отправился на заработки в леса на юге Приморья, недалеко от Арсеньева — города, названного в честь знаменитого путешественника. В Соболином Марков появился около 1980 года, когда ему было уже под тридцать. Здесь было больше возможностей подзаработать, а заодно и уехать подальше от первой жены, брак с которой оказался неудачным. Соболиный вырос среди тайги всего за несколько лет до его приезда, когда здесь начались работы Среднебикинского леспромхоза — государственного предприятия, занимавшегося в Бикинской долине валкой перестойного тополя, дуба и сосны. За Уралом именно Приморье лидирует по объемам и качеству производимой древесины, а в те годы бикинские леса стояли практически нетронутыми.

На дороге, которая в теплое время года из пылящего ада в течение часа может превратиться в чавкающее болото, а зимой попросту погребена под снегом, Соболиный — самая дальняя деревушка. Во времена расцвета здесь, в небольших домиках, беспорядочно рассыпанных над рекой, проживало около 450 человек. Место неуловимо напоминает североамериканский шахтерский поселок середины 1920-х годов, разве что прямых углов поменьше. В деревне нет ни тротуаров, ни мощеных дорог, отсутствует канализация, в домах дровяное отопление, а воду добывают из колодцев. Телефоны — большая редкость. Электричество, которое при советской власти было символом современности и козырем в вечном соревновании с Западом, производит дизельный генератор на краю поселка. Сразу за деревней начинается тайга и простирается на сотни километров во всех направлениях.