– Не тяжело это – любить стольких на протяжении жизни и рано или поздно отпускать их? – спросил Костя, задумавшись, как бы сам это переживал.

– Не все ж такие, как я, – Василек развел руками, почесал голову и рассмеялся. – Лешак вон со своей Лешихой уж которую сотню лет душа в душу. А я влюбчивый видимо.

Костя кивнул, помолчал. Василек тоже помалкивал, смотрел на поднимающееся над горизонтом солнце. Распелись птицы, в ведре плескалась рыба.

– Я… – начал было Костя, но осекся, сглотнул. Вася тут же повернулся к нему и вздернул брови, мол, что? – Я хочу задать вопрос, но пообещай ответить честно, – попросил он.

– Обещаю! – Вася приложил ладонь к груди, с интересом глядя на Костю, но потом посерьезнел и повторил. – Обещаю. Спрашивай.

– Ты умеешь привораживать людей? Ну, если они тебе нравятся? – спросил Костя.

В первый момент Вася не удержался, хихикнул.

– А что, было бы удобно, – он замотал головой. – Нет, Костя, не умею. А почему ты спрашиваешь? Попросил бы приворотное зелье?

– Нет. Можно я тебя поцелую? – собрав всю свою решительность, попросил он.

И снова лицо Василька осветилось улыбкой – счастливой и чуточку самодовольной.

– В следующий раз даже не спрашивай, – он механически скользнул кончиком языка по верхней губе.

Костя подался вперед, вздохнул, как перед нырком на глубину и придержал Васю за шею, а потом прижался к его губам. Ему было важно понять, действительно ли ему понравились эти поцелуи или просто показалось. Раз уж это не было наваждением, то, похоже, дело было в нем самом.

Но поцелуй действительно был слаще всех предыдущих в его жизни. Теплые и мягкие губы, скользнувший навстречу язык, дразнящий прикосновениями, привкус болотных трав, пьянящий как дедова вишневая настойка.

Дыхание кончилось, и Костя отстранился, но все еще смотрел на ярко розовые губы Василька. И тут под пальцами, сразу за его ухом что-то мягко трепыхнулось, и он отдернул руку.

– Это что?

– Жабры… ну так, жаберки, – Вася, все еще облизывая губы, собрал черные волны волос в хвост и чуть повернулся боком.

За каждым ухом у него было по три полосочки, как будто чья-то рука острым инструментом нанесла надрезы. Он что-то сделал, и кожа приподнялась, теперь надрезы стали походить на рубцы.

– Страшно? – скрывая напряжение в голосе, спросил Василек. От него, бывало, убегали с криками из-за этой особенности.

– Нет, не страшно. Я не сделал больно? – спросил Костя, думая в первую очередь об этом.

– Нет, – с губ Васи сорвался облегченный вздох. – Когда я не в воде, они закрыты, так что, даже если ты их коснешься, ничего страшного не случится.

– Удобно, наверное, – улыбнулся Костя. Он потянулся, встал и со вкусом хрустнул косточками. – Ладно. Пока я понял две вещи: мне понравилось тебя целовать, а еще я зверски хочу есть.

– Я тебе потом как-нибудь покажу, насколько это удобно, – пообещал Вася, глядя на дуги его ребер, обозначившиеся под натянувшейся кожей. – Давай я провожу тебя до деревни, – ему не хотелось расставаться с Костей.

– Позавтракать со мной не хочешь? Там будут не только бутерброды, – предложил он. – Но только, пожалуйста, надень штаны.

– У тебя дома? А ты один живешь? – спросил Вася и, не споря, натянул на себя Костины джинсы. Сели они на него, как на него шили – подчеркнули длинные ноги, округлые, упругие ягодицы, поясом перечеркнули тазовые косточки.

– Я живу с дедом и бабкой, скажу, что ты мой друг из соседней деревни, они не будут против, – ответил Костя, с трудом отведя взгляд от обтянутой джинсой задницы.

– Тогда пойдем, – согласился Вася и забрал себе часть Костиного скарба. – А бабушка твоя вкусно готовит? – не удержался он.

– Ум отъешь, – пообещал Костя.

Они пришли домой как раз к завтраку. Полкан принюхивался к Васильку, но гавкать не стал, хоть и смотрел с подозрением. Костя сбегал наверх, натянул шорты и принес футболку для Васи, чтобы тот не смущал никого за столом, а потом пошел хвастаться уловом и заодно знакомить всех.

– Бабуля, привет, это Вася, мой друг из Разнежья, мы вместе рыбачили. Покормишь нас? – попросил он. – Это моя бабушка, Любовь Андреевна, можно просто баба Люба.

– Здравствуй, Василий, – хлебосольная бабушка тут же засуетилась, достала еще одну чашку, еще тарелку. – Знать, за тобой все разнежские девки бегают, – усмехнулась она.

– Да нет, – Вася скромно потупился и повернулся к Костиному деду, когда тот его представил. – Здравствуйте, Дмитрий Петрович, – он протянул руку для пожатия. Спасибо за приглашение.

– Ну наконец-то наш Костя хоть с кем-то подружился. А то мы с бабкой уже переживать начали, – сказал дед, устраиваясь за столом. – Много рыбы-то наловили?

– Не то слово! – Костя даже притащил ведро на веранду. – Глядите! Тут и пожарить хватит, и насушить, – он выловил из ведра карпа килограмма на три – такого, конечно, грех вялить.

– Я ж говорил, после Купалы будет клев хороший, – усмехнулся дед, пока бабка накрывала на стол.

– Ну еще Вася со мной своим уловом поделился, сказал, что ему не надо, – понимая, в чем причина такого везения, Костя хотел хоть как-то отметить помощь нового друга. – Спасибо, ба, – поблагодарил он, получив свою тарелку с яичницей.

– Ешьте-ешьте, а то оба худые, как жерди, – сказала она, проследив, чтобы у гостя все было.

– Спасибо, Любовь Андреевна, – Вася ей очаровательно улыбнулся и приступил к еде, стараясь соблюдать приличия, но с явным аппетитом. – Вкусно-то как!

Дед Митя пока рассматривал его и ухмылялся в бороду.

После завтрака, когда Костя "проводил" друга до развилки, и договорился увидеться с ним вечером, он вернулся домой, все еще испытывая бурю чувств по поводу прошедшей ночи. На крыльце его поджидал дед, все с той же ухмылочкой.

– Я же говорил, рыбалка будет удачной, – со значением сказал он.

– Да, в этот раз повезло, – охотно согласился Костя, подспудно чувствуя двойное дно в словах деда, но спрашивать не решился. – Дед, я пойду, посплю пару часов, ладно? – ещё за завтраком его одолела зевота.

Да и вообще, если подсчитать, режим у него тут был – оторви и выброси. Но оно того стоило.

Глава 5.

Костя никогда в жизни столько не целовался. Это он мог сказать совершенно точно, он помнил все свои поцелуи и мог пересчитать их по пальцам обеих рук. Во-первых, серьезных отношений с девушками он не заводил, а, во-вторых, до этого не особо любил-то целоваться. Особенно учитывая тот факт, что губы девушек практически всегда были накрашены помадой, от которой потом приходилось долго отмываться, и