Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Санька не считал себя Светлым. Он сильно затемнил свою ауру, но всё ещё мог управлять потоками света. Но почему оборотень поменял слова местами? Эта нежить блюдёт порядок и весьма символична. Между собой они не общаются словами, тем более по-русски, и уж если говорят, то считают произнесённые звуки магией.
Санька вдруг услышал звук падения какого-то предмета, епископ повернулся и Санька увидел человека в чёрном плаще, склонившимся за клеткой упавшей на пол. В клетке бился перепуганный голубь.
— Ты убьёшь его! — проворчал епископ. — Их и так осталось слишком мало.
— Простите, мессир. Я такой растяпа!
Монах поднял клетку, открыл дверцу, поймал испуганную птицу, сомкнул на её ноге кольцо и выкинул в открытое окно. Голубь несколько раз перевернулся в воздухе, потом поймал ветер крыльями и взвился ввысь.
— Ты с ума сошёл, Симон! Ты точно хочешь оставить меня без почтарей.
— Извините, мессир. Я такой неуклюжий!
Агрикола мрачно посмотрел на монаха.
— Бог простит, — сказал епископ, крестясь и едва сдерживая раздражение.
Уже через сутки голуби будут в Кракове, Лондоне и Стамбуле. Ещё через сутки другой голубь перенесёт сообщение в Стокгольм. Для Кракова и Стокгольма сообщения были одинаковы: «Выступайте!», для Лондона: «Скоро буду». В Стамбул улетело: «Начинаем!».
Вспомнив, что ему надо собирать вещи для морского путешествия, Агрикола вздохнул и с огорчением представил себе предстоящее путешествие.
— И что я не птица? — подумал он.
Санька же пожалел себя, что он не сокол, и не может прервать голубиный полёт.
— Чому я не сокил? Чому не летаю? — подумал он словами известной песни.
Ведь если почтари долетят, то вскоре на Русь выпустят орды волколаков. Санька прочитал мысли и образы епископа, знал, что написано в записках и каковы будут последствия, в случае попадания записок адресатам.
В животных и птиц Санька переселяться не пробовал, ибо в его голове существовало предубеждение, что у животных нет души, и оно вызвало некий блок.
Однако сейчас выбора не было и Александр, зафиксировав взглядом епископа голубя, спозиционировал его ауру в ноосфере и отметил ещё две таких же точки. И мысленно похвалил себя за расторопность, так как голубей в этот солнечный майский день на капитолийском холме было много.
Не с первого, не со второго и не с третьего раза проникнуть в «душу» голубя у Саньки не получилось. Не получилось и с десятого, и с двадцатого. Не имелось у голубя души. И тонкий мир птицы был таким крошечным, что проникнуть в него у Саньки не получалось. Голуби разлетелись по трём разным направлениям и Санькино внимание разделилось.
Бестелесно следуя за птицами, он пытался осторожно материализоваться до такой степени, чтобы суметь коснуться её рукой, но постоянно срывался в падение. Он смеялся над собой почти в голос, представляя свои небесные выкрутасы со стороны.
— Вот так и возникают нездоровые сенсации, — подумал Александр. — Кто-нибудь ведь может увидеть, как я возникаю над Римом, падаю вниз и, не долетая до земли, исчезаю.
Он не прекращал своих попыток долго, и наконец, с той птицей, которая летела в Краков у него получилось. Совокупление (от слова объединение) произошло, Санька мысленно засмеялся, голубь испугался своего карканья и упал камнем вниз. Сердце птицы едва не разорвалось от испуга.
Глава 8
С почтовыми голубями Санька разобрался, дав им установку лететь на северо-восток, минуя Стамбул. И всего то лишь надо было вспомнить слова Азы о том, что в паутине каждому есть место и одновременно весь мир находится в паутине и в каждом человеке, а, значит, каждый человек находится в ней, а она в нём.
Вот он и нашёл «внутри себя» паутину, а в ней птиц. Это было несколько сложнее, чем, то, как он это делал раньше, зато теперь ему не надо было концентрироваться на верхней чакре и «переворачиваться», чтобы выйти в тонкий мир.
— Всё своё ношу с собой, — сказал, хмыкнув, Санька.
Однако, ему было совсем не до смеха. Он понимал, что задержкой писем лишь отсрочил войну с тёмными оборотнями, и совсем не понимал, как с ними бороться?
— Марта, — позвал он, и кикиморка вошла в его комнату. Она бы могла просто проявиться рядом с ним, но он попросил её этого не делать. По возможности.
— Беда у нас, ты в курсе? — спросил он.
— В курсе, князь. И ты прав, это настоящая беда для всех нас, и для людей, и для нелюдей. Волколаки, заклеймённые тёмным пламенем, это что-то с чем-то. Видеть нам таких не приходилось, но понимаю, что они порвут любого, у кого будет иметься хоть капля света. Как тьма, борется со светом, так и они…
— Это понятно, — перебил Санька. — Делать-то что?
— Ну, во-первых, собрать всех светлых оборотней и сообщить им о беде. Теперь все, кому ты отдал свой свет, — враги волколаков. Надо отправить их навстречу врагу. Мы знаем, место, где они появятся?
— Пока нет, но я постараюсь узнать.
Санька понял, что ему придётся отпустить голубя, который летел в Краков, чтобы увидеть того, кто отдаст команду волколакам.
— Позови Крока. Поговорю с ним.
Марта молча вышла. Санька откинулся на круглый подлокотник дивана. И подлокотник, и подушка со спинкой дивана были набиты конским волосом, подпружинены и комфортно держали тело. Как не странно, мягкую мебель здесь не делал до его никто. Да и теперь, кроме Мокшиных коломенских мастеров, никто не осилил. Без плоских змейчатых пружин нужная мягкость не получалась.
Он уже проведал с утра жену и новорождённого и поэтому был спокоен. Всё у них было хорошо. Александр и так знал про их здоровье больше, чем они сами, но не проведать роженицу с ребёнком, значит испортить ей настроение и обидеть, а что такое обиженная жена Санька знал не понаслышке, а по собственному богатейшему семейному опыту. Дополнительным бонусом для увеличения его рейтинга были принесённые и подаренные им жене полевые цветы, собранные тут же под стенами дворца. Цветы из себя ничего не представляли, но Аза приняла их с восторгом и благодарностью.
Ещё раз осмотрев ребёнка, как снаружи, так и изнутри, Санька вспомнил сказку Пушкина: «Родила царица в ночь ни-то сына, ни-то дочь…». Он опасался, что сын родился особенным и будет таким же разумным, как и он сам при рождении, но младенец кряхтел, исправно сосал грудь и