Адриана с немалым удовольствием наблюдала, как перо самописца плавно выводит строчки на листе бумаги. Математические символы перемежались со словами на латинском, английском, французском языках и рассказывали ей историю изумительной красоты, хотя и незавершенную. Несколькими днями раньше Фацио попросил ее разослать часть их расчетов «коллегам». Адриана не знала, кто они, поскольку «коллеги» никогда не подписывали послания. Ее тоже предупредили, что нельзя писать имя Фацио полностью, а ставить лишь букву «F». Сейчас она получала ответ от М3. По сравнению с Ml и М2, как она их различала, М3 нравился Адриане больше всех. Его ответы отличались, на ее взгляд, особым полетом мысли. Однако Фацио ожидал получить совсем не такой ответ. Нетерпеливо заглядывая ей через плечо, он бросил:

– Это не пойдет!

Адриане очень хотелось знать почему. В отправляемых и получаемых сообщениях она понимала почти все: переписка касалась движения тел, обладающих огромной массой. Адриана ясно видела, что идет расчет какого-то движения, скорее всего орбитального. Только что пришедшее письмо содержало алхимическую формулу, имеющую отношение к сродству, но Адриана не могла определить, к какому именно. Это сродство не было похоже на гравитацию, магнетизм или простую общность, хотя походило более на «притягивающее» сродство, нежели «отталкивающее».

– Это все равно что в темной комнате ловить черную кошку, – жаловался Фацио, направляясь в другой конец лаборатории к Густаву. – Зря я пообещал королю сделать это! Но ведь мне нужно самую малость – получить промежуточную формулу. Всего ничего! А с такими ответами я буду ждать ее до судного дня!

– Я даже не понимаю, как мы можем определить, что нашли правильное решение, – ответил Густав.

– Мы должны знать, что мы правы, до того, как приведем в действие этот объект, – сказал Фацио. – Иначе через месяц будет уже поздно что-либо предпринимать! Мне недостает простейшего ответа! А в том, что ответ должен быть простым, я и не сомневаюсь!

– Мы найдем его, – заверил Густав.

– Надеюсь. Я сказал королю… – но он оборвал себя на полуслове, как будто вспомнил, что здесь Адриана.

«Если бы я только знала, над чем это вы, глупенькие, бьетесь, я, возможно, помогла бы вам», – про себя выговаривала им Адриана. Для нее вся работа Фацио действительно представляла большую загадку. Если бы только ей была понятна связь между расчетами движения и алхимической формулой, то она бы произвела свои расчеты и устроила так, будто они пришли от М2. Именно от М2 приходят письма, написанные разными почерками, из чего она сделала вывод, что у того два секретаря.

Раздался резкий стук в дверь. Выяснить, кто пришел, должна была Адриана, но это означало пропустить часть письма. Она только что поменяла бумагу и теперь не могла найти уважительного предлога, чтобы увернуться от своих обязанностей. Как только формула окажется на столе, а новый лист будет вставлен в самописец, Фацио тут же заберет формулу, и они с Густавом начнут ее обсуждение, а она навсегда потеряет шанс еще раз взглянуть на лист.

Адриана открыла дверь, за ней стоял совсем юный паж. Он поклонился.

– Простите, – произнес он, – я имею честь говорить с мадемуазель де Моншеврой?

Адриана удивилась: обычно приходили к Фацио, иногда к Густаву, к ней же – никогда. Но тут она неожиданно вспомнила о приглашении короля:

– Да, это я.

– В таком случае имею честь проводить вас к королевской карете. Его величество просит вас быть сегодня вечером в Версале.

– Сегодня вечером? Но… королевский праздник завтра.

– Да, мадемуазель, – ответил паж. – Мне велели подождать, пока вы не закончите свои насущные дела.

– Я… – Она беспомощно обернулась, слышат ли Фацио и Густав этот разговор. Они оба удивленно смотрели на нее.

– Конечно, вы можете ехать, – ласково произнес Фацио.

Адриана бросила взгляд на заветный лист с формулой.

– Вначале я должна кое-что закончить, это всего несколько минут. Не будете ли вы так любезны подождать?

С этими словами Адриана вернулась к эфирографу, вновь завела его и с нетерпением принялась ждать, когда сообщение будет дописано до конца.

Подходя к карете, Адриана различила, что там уже кто-то сидит; ей навстречу из кареты вышел мужчина. Пока он, сняв шляпу, раскланивался перед ней, она без труда узнала его.

– Мадемуазель де Моншеврой, – произнес он, – я безгранично счастлив видеть вас.

– И я рада видеть вас, господин министр, – отвечала Адриана, хотя на самом деле боялась Жана-Батиста Кольбера, маркиза де Торси и королевского министра иностранных дел. Торси было немного за пятьдесят, но он хорошо сохранился. Тяжелые, почти квадратные скулы уберегли его лицо от старческой дряблости, а осанке мог позавидовать молодой мушкетер. Только глаза и уголки губ выдавали настоящий возраст и груз ответственности, который нес маркиз. Как большинство придворных, маркиз имел очаровательный фасад, но за его улыбкой скрывались зубы дракона, а взгляд темно-карих глаз имел такую же смертельную силу, как взгляд Горгоны.

Но сейчас Торси демонстрировал безукоризненную галантность: поцеловав Адриане руку, он помог ей сесть в карету, удобно расположиться там и только после этого занял место рядом с ней.

– Совершенно случайно я оказался в Париже как раз в тот момент, когда король послал за вами карету, – пояснил Торси, – и я позволил себе такую роскошь, как сопровождать вас до Версаля.

Адриана опустила глаза, она пыталась представить, что бы ответила Ментенон.

– Вы так любезны. – Из всего арсенала светских любезностей ее воображение выбрало самую традиционную и даже банальную фразу.

За окном кареты проплывали темные и печальные улицы Парижа, их освещал лишь слабый свет алхимического фонаря королевской кареты. Возникали лица, выхваченные желтым светом из темноты. Прохожие смотрели на проезжающую карету, узнавали в ней королевскую, и лица их отражали самые разные чувства. Одни – голодные и обездоленные – встречали королевскую карету откровенно враждебно, другие, их было большинство, – со сдержанным недовольством, но иногда свет озарял в темноте и благоговейно застывшие лица. В общем Париж относился к королю c терпением сидящей на яйцах квочки. Ни для кого не было секретом, что Людовик отказывается признавать существование этого огромного города. Недовольство горожан породила война, которая продолжалась вот уже несколько десятилетий. Даже эра расцвета науки не могла спасти их от голода и страданий. Все эти невзгоды не обошли стороной и Адриану; хотя ее семья и принадлежала к знатному роду, но также осталась без средств, и в детстве Адриане не раз приходилось ложиться спать на голодный желудок. Спасение пришло только благодаря мадам де Ментенон и королю, они удовлетворили просьбу ее семьи, и Адриану в возрасте семи лет приняли в Сен-Сир. Туда принимали девочек из обедневших дворянских семей.