девушки. — Но одно дело твоя шалость, за которую тебя просто пожурят и отпустят, и совсем другое — моя, за которую меня выпрут с работы. Я здесь в любом случае не для того, чтобы развлекаться.

— Да брось, мы с бабушкой сумеем тебя защитить, — возразила Саша. — Неужели ты позволишь Инге ездить на себе — а она будет это делать, поверь, — молча?

— Конечно, нет, но защищаться и специально выводить — это две разные вещи.

— Как с тобой скучно, — махнула Сашка рукой. — Ладно, я в любом случае понимаю, что мы с тобой в разных категориях, но ты хотя бы будешь меня поддерживать?

— Всеми фибрами души, — рассмеялась, поднимаясь на ноги.

Девушка показала два больших пальца, и я вышла в коридор, но замираю, когда услышала своё имя за спиной.

— Видишь? — зала риторический вопрос Валентина Игнатьевна. — Поучилась бы поведению у Алины, а то тебе всё хиханьки.

Саша что-то тихо проворчала, но я уже не слушала. К половине восьмого мне стало намного лучше, хотя в маршрутке всё равно немного укачало, но я хотя бы смогла нормально сосредоточиться на лекциях. Стоя на перерыве в очереди к небольшому ларьку за бутылкой обычной воды, я размышляла о том, что мне, возможно, всё же удастся избегать Стаса с Ингой в доме. Барин по большей части пропадает на работе, а Инга вряд ли будет сидеть целый день в четырёх стенах, тем более в отсутствие жениха, зная, как её все «любят». А по вечерам, я уверена, у Стаса найдутся дела поважнее, чем безостановочный контроль за мной, так что видеться мы будем разве что за завтраком и ужином. А если у Стаса своё расписание, то мы можем даже и за завтраками не встречаться.

В голове всё так хорошо расписалось, что я даже улыбнулась своим мыслям: не всё так плохо! Наше общение будет настолько минимальным, что этой парочки словно и нет в доме, так что тут даже волноваться не о чем.

Правда, работал этот уговор недолго — ровно до того момента, когда пришло временя собираться домой. Освободилась я сегодня не быстро: мне нужно было сдавать реферат по физре за прогул в прошлом месяце, а упрямый препод не захотел принимать его на перерыве, наказав прийти после четвёртой пары. За пределы института я вышла в начале пятого, потому что к преподу была целая очередь из должников; потом ещё сорок минут по пробкам и светофорам, и к дому я подходила уже выжатая, как лимон. Во дворе раздавались звуки суеты, и я, нахмурившись, приложила к замку магнитный ключ, который мне после трудоустройства выдала Марина Владимировна. Суету наводила Барби, собственной персоной: стоя посреди двора, она отдавала приказы разгружающим машину слугам, куда нести все вещи. От количества сумок и чемоданов, мелькавших перед глазами, моё лицо вытянулось, потому что… Они с барином точно здесь вдвоём жить будут, или мы ждём кого-то ещё?

Пока я залипала на весь этот бедлам, ко мне незаметно присоединилась Сашка с термокружкой, из которой тонкой струйкой выходил пар.

— Они переезжают насовсем? — тихо спросила я.

— Вряд ли, — покачала головой та и добавила уже громче, чтобы Барби её точно услышала: — Просто Инга у нас сороконожка, ей одной пары туфель не хватит.

Инга в ответ на шпильку скорчила ехидную гримасу; мне было видно, как от негодования раздувались её ноздри, и для полной картины не хватало только ногой землю загребать — была бы точь-в-точь бык перед красной тряпкой. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что мы во дворе одни, почти_Баринова сложила руки на груди.

— В отличие от Благотворительности, я могу позволить себе такое количество вещей.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кого она имеет в виду, говоря о Благотворительности. С губ сорвался тяжёлый вздох, но не потому, что её слова меня задели, а потому, что мне не хотелось, чтобы каждый вечер в ближайший месяц стали именно такими — наполненные презрением, снисходительностью и злостью. Сашке-то всё как об стенку горох, она ведь сестра Стаса, и тот вряд ли отдаст её на растерзание Инги, а вот меня запросто могут пустить на корм.

— Не обращай внимания, — махнула рукой Саша. — Инга — королева драмы. Она по большей части несёт всякую чушь, и у неё отсутствует кнопка отключения звука.

Я послала девушке улыбку, говоря, что со мной всё в порядке, и направилась внутрь. Валентина Игнатьевна нашлась на террасе, и выглядела она так, словно пряталась от всей этой суеты, и я решила составить ей компанию, несмотря на то, что уже чувствовала голод. Завтра суббота, а это значит никаких пар, семинаров и домашки, так что сегодня я могла позволить себе просто сесть и ничего не делать в течение целых суток. Я надеялась насладиться этой благословенной тишиной хотя бы немного, но у Инги были другие планы.

— О, вот вы где, — с масленой улыбкой обратилась исключительно к Валентине Игнатьевне, будто меня здесь и нет. — Как вы смотрите на то, чтобы сегодня устроить праздничный ужин? В конце концов, мы не так часто собираемся вместе. Соберёмся тёплой компанией, только члены семьи.

Интересно, она специально сделала акцент на последнем слове, или у неё в принципе такая привычка — делать обидные ударения?

— Думаю, это можно устроить, — согласилась Валентина Игнатьевна. — К тому же, повару не придётся сильно стараться для трёх человек.

— Трёх? — растерянно уточнила Барби. — Кто-то не сможет присутствовать?

— Ну, это ведь твои слова «только члены семьи», а ты пока что не входишь в их число — следовательно, по твоей логике на ужине могут присутствовать только я и мои внуки.

Мне пришлось наклонить голову, чтобы скрыть свою широкую улыбку: сказать, что Валентина Игнатьевна уделала Ингу — это ничего не сказать.

— Но ведь я… Это… Ведь мы со Стасом скоро поженимся, к чему все эти условности? — обиженно спросила.

— Вот когда поженитесь, тогда и поговорим, — будто бы мягко улыбнулась хозяйка, но я видела, как блеснули хитринкой её глаза. — Или, если ты сама хочешь присутствовать за моим столом, нужно пригласить всех, кто в данный момент имеет отношение к этой семье.

Просто шах и мат.

Сложно было не заметить косой взгляд Барби в мою сторону, которая пытаясь скрыть досаду оттого, что не удалось спровадить меня, но у неё плохо получилось. Мне не очень хотелось сидеть с ней за одним столом, но я осознавала, что это всего лишь моё упрямство; в конце концов, делить нам с Ингой нечего, и