Казалось, его совершенно не заботили дурные вести, принесенные в ранний час.

— Да, Пастырь.

— Можешь быть свободен.

Сидящий за столом мужчина взмахом руки отпустил ординарца. Стоило тому выйти из комнаты, как он с тяжелым вздохом опустил голову на стол.

— Значит, минус одна боевая группа. — пробормотал он. — Минус одна группа. И ведь не узнаешь теперь, что произошло!

Пастыря куда больше волновала не потеря слаженной боевой единицы, каждая из которых была на счету, а полная неизвестность, связанная с гибелью бойцов. Именно гибелью, тут уж опытный лидер никаких сомнений не имел. Его люди могли не выйти на связь с внешним наблюдением только по одной причине — никого из них не осталось в живых.

Но как? Засада? Неужели осведомитель солгал, и в тайном логове нелюдей были не только их щенки? Или не справились? Маловероятно, бойцы прекрасно подготовлены к столкновению с таким противником, к тому же снабжены «Баньши». Это устройство, выданное ему Пророком, еще никогда не подводило.

А может Тьма все-таки выставила своего Воина? Ведь Хинчжи говорил о том, что это возможно. «Ближе к концу времен, за год до Пришествия, Тьма выставит своего Воина, чтобы помешать Предначертанному». Это бы объяснило гибель боевой группы, но — Великое Небо! — это же значило…

«Так и есть! — жестко оборвал свои размышления мужчина. — Миру остался год! Ты всегда это знал, ты трудился именно ради этого! Соберись и сделай так, чтобы все произошло так, как предначертано!»

В первую очередь нужно было поставить в известность Пророка Хунчжи. Если Воин Тьмы действительно вышел на сцену, он должен об этом знать. В конце концов, никто не знал, где тот появится, известно было только время.

«А если нет? Если я ошибся, и гибель бойцов никак не связана с пророчеством о конце времен? Сбой в работе „Банши“, неучтенные нелюди — да мало ли что? Любая мелочь могла разрушить операцию! Не хотелось бы уподобиться пастушку, который кричит „Волки!“ едва заслышит шум в кустах. Не после того, как получил столь важное задание от посланца предков!»

Значит нужно было выяснить, что произошло. Отозвать все силы, направленные на террор, и сосредоточиться на сборе информации. Любой, абсолютно любой информации. При необходимости даже рискнуть вторым, спящим пока, агентом из нелюди — если действительно наступают последние времена, тот все равно вскоре станет бесполезным. Пусть вскроется, но узнает, что произошло в баре «Ильм» сегодня ночью.

Низкий глухой стон оторвал Пастыря от размышлений. В углу, полном теней, шевельнулось тело огромного зверя. Мужчина тут же вскочил и приблизился к нему. Возложил обе руки на лобастую голову и заглянул в исходящие гноем глаза.

— Тихо, Снежок, тихо. — зашептал он голосом полным нежности. — Сейчас станет полегче, мой хороший. Сейчас будет легко и боль уйдет. Тихо-тихо-тихо…

Руки гладили голову зверя, губы шептали увещевания и вскоре чудовищное создание стало затихать. Дыхание его хоть и осталось хриплым, выровнялось.

— Ну вот видишь, Снежок, видишь? Я же говорил? Говорил. Уже полегче стало, мой хороший? Да, молодец! Ты храбрец у меня, настоящий храбрец! Засыпай. Засыпай, тебе уже недолго осталось терпеть. Денька два еще и будешь резвиться, как котенок.

Имея хорошее воображение, в звере действительно можно было разглядеть что-то кошачье. При этом ни на льва, ни на тигра, он не походил, хотя размерами превосходил обоих. Треугольный череп, скорее всего принадлежал тигру, как и тело. Только вот шерсти у него не было, с ног до головы кожу животного покрывало крепкая чешуя, то ли рыбья, то ли змеиная. Часть чешуек вдоль хребта сейчас отсутствовали, вырванные с мясом.

Могучие лапы дернулись, выпуская из подушечек острые когти, размером с палец мужчины. Но Пастырь даже не вздрогнул. Он смотрел в глубинную суть зверя и видел не чудовище, способное оставить заикой закаленного войной ветерана, а несчастное животное. Измененное дарами боро-джан, почти разумное. Страдающее и нуждающееся в помощи. Которую только он и мог оказать. Ведь именно в этом и было его предназначение.

— Спи, малыш. Скоро твоя помощь мне очень понадобиться.

6

Новосибирск. Микрорайон Кольцово.

27 мая.

Идея собрать съезд новосибирских кланов провалилась сразу же. Как говорится, надежды юношей питают. Но мне это можно простить, я в политических танцах ничего не понимал. А вот Антонина по должности и типу обязана была такой исход предусмотреть. И не пытаться даже, поскольку идея с самого начала была обречена на провал. Но, видимо, девушка пошла на поводу у моего заразительного энтузиазма. Наверное…

Как бы то ни было, Антонина не стала откладывать дела в долгий ящик и обратилась сразу к неформальному лидеру «комитетчиков», Гольдману. Но получила холодную отповедь. Мол, мы, конечно, очень благодарны вашему ручному зверьку за чудесное спасение наших детей, но есть внутренние дела семей, вот пусть они таковыми и остаются.

То есть Ланским прямо указали на их место в пищевой пирамиде, напомнив, что они тут не в равных с прочими условиях. Едва Тоня успела положить трубку, сопроводив данное действие репликой в сторону отключившегося абонента: «Заносчивый мудак!» — как зазвонил уже мой смартфон. Высветившийся номер не был мне знаком, что естественно: старые связи я оборвал, а новыми еще не обзавелся.

— Да?

— Привет! Это Дарт. Блин, Дмитрий Симонов, мы с тобой в кабаке познакомились…

— Я помню. — Ему-то что надо? — Привет.

Антонина, обладая, как и прочие новусы, отличным слухом, разобрала каждое слово. И тут же сделала страшное лицо, выражение которого можно было трактовать, как «будь с ним любезен». Ага, щас! Он меня возбудителем напоил, буду я еще реверансы крутить! С другой стороны, я-то отделался пятью минутами позора и поздней пробежкой, а он отхватил по полной, пусть и не от меня.

— Как сам, Дарт? — в результате я решил ограничиться нейтральным тоном. — Оклемался уже?

— Пока лежачий — позвоночник, суки, повредили, но завтра уже буду бегать, как новенький. Слушай, Иван, тут мои предки в твою честь решили типа ужин замутить. Ты же герой, бла-бла-бла, спас нас всех от смерти страшной и неминуемой. Приходи, короче, а то, если это будет традиционный семейный прием, я точно сдохну!

Приглашение к Симоновым? А это хорошая новость. Даже получше съезда, если подумать. Дарт только… Никакого чувства вины у паскуды в голосе не слышится! Как с гуся вода! Впрочем, малолетка, что с него взять?

Я кинул взгляд в сторону Дипломата, слышавшей каждое слово Дмитрия, и получил ответный кивок. Не то чтобы мне требовалось разрешение, но мы же договорились играть в открытую. По крайней мере, я собирался выполнять договоренности.

Вероятно, это было какое-то немыслимое достижение — попасть на ужин к Симоновым. И до сего дня Ланские данный квест не закрыли. Только этим можно объяснить ее быструю реакцию.

— Завтра?

— Ага. В 19:00. Приглашение пришлют сегодня, там на две персоны. Тебе же есть с кем пойти? Только учти, тут из других семей еще толпишка подтянется, так что все будет не мило и не по-семейному. Наоборот, официально до зубовного скрежета. Соответственно, форма одежды парадная: костюм, бабочка, подтяжки, однотонные носки.

— Подтяжки?

— Не тупи, я тебя троллю.

На некоторое время мой собеседник замолчал, я даже решил, что паренек, сказав все, что хотел, отключился. Но тут он тихо и очень серьезно произнес:

— И… Спасибо. Я тебе должен.

После чего пошли гудки отбоя.

Не успел я положить смарт на кровать, как в меня врезался визжащий на одной ноте снаряд. Я сгруппировался и дал отбой инстинктам, орущим «убивай!» Правда, от серии шумных поцелуев, покрывших мое лицо, уклоняться не стал. Во-первых, бессмысленно, а во-вторых, приятно.

— Ты молодец! Ох, какой же ты молодец, Ванечка! — визжал ураган эмоций, в который внезапно превратилась обычно чопорная и холодная Ланская. Словами она палила, как мотострелковый полк, ведущий беглый огонь по наступающему противнику. Вскоре ее речь и вовсе слились в какой-то поток: — Симоновы! Черт! Прием! Всего день! Платье! Ваня, подъем! Мы идем по магазинам!

Одна из прелестей жизни супера — сила. Суперсила, я имею в виду. Даже подготовленному атлету непросто вот так поднять девушку, аккуратно держа ее под мышки, я же даже усилий не приложил особых. Поднял в воздух и бережно поставил на пол.

— Але, Дипломат? — глядя в счастливые глаза Тони, сказал я. — В себя