Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сама Эбби была всё так же занята волонтёрскими программами, как и раньше. Моя дочь продолжала воевать за каждого, кто угнетён или в чём-то остро нуждается, включая избитых детей, женщин и всех нежеланных животных в местных приютах. Если бы в её руках была власть, то стерилизация и кастрация всех домашних животных стала бы обязательной с точки зрения закона, а затем подобные меры были бы применены к жестоким родителям и супругам. После этой обличительной речи она наконец передала трубку Стиву.
Он был не в духе.
«Когда я смогу поговорить с флед?» — требовательно спросил он.
«Как только у меня будет время спросить её о встрече с тобой» — ответил я так спокойно, как только мог — «и как только у неё появится свободная минута. Не думаю, что она прилетела на Землю только для того, чтобы пообщаться с тобой, Стив. У неё своя повестка. Подозреваю, что прямо сейчас она в Африке».
«Джин, мне нужен всего лишь час, максимум — два. Кто знает, какую пользу извлекут земляне из её ответов всего на пару моих вопросов».
«Не думаю, что она прилетела помочь землянам. Она просто хочет нас изучить. Как энтомолог[56] изучает букашек».
«Просто найди время, чтобы предложить ей встречу со мной. Если она не захочет — тогда ладно, не буду настаивать».
«Предложу как только будет возможность, Стив».
«Спасибо. Я это очень ценю».
В телефонной трубке раздались гудки.
Мне нравился мой зять, но иногда он бывал излишне надоедлив. С другой стороны, я понимал его точку зрения. Это могло быть одной из двух возможностей, которые изменят его жизнь (первая — разговор с протом — катапультировала его до председателя отдела). В конце концов Стив не планировал заработать много денег на встрече с флед — только получить несколько ответов на очень важные вопросы. Его легко понять. Было время, когда и я так же рьяно пытался получить ответы.
Не так ли проявляется старость: просто теряешь ко всему интерес? Я ещё не знал, так ли это, но — как и все мы — подозревал, что вскоре узнаю.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Когда в пятницу я вернулся в госпиталь, флед в комнате 520 (смотровой кабинет Вирджинии Гольфарб) не было. Её не было ни в игровом зале, ни в комнате отдыха, где я встретил Рокки, опять на кого-то обиженного. Что-то в нём меня постоянно задевало. Это моя вина, не его. В конце концов он не может быть кем-то другим: бесконечно обиженным на любое замечание, непроизвольный негативный жест или выражение лица.
Проблемы Рокки произрастали не из общения с родителями, как у большинства пациентов, а из-за отношений со старшим братом. Когда Рокки вырос, то ни в чём не мог превзойти брата. Игры, спорт, головоломки, споры — вообще ни в чём. Он просто не имел опыта и нужной степени развития, чтобы конкурировать с братом. И всё же он продолжал прилагать усилия, пока не повзрослел достаточно, чтобы в чём-то превзойти брата, но после этого ситуация стала только хуже. Когда Рокки понимает, что у него есть реальные шансы в чём-то обойти брата, тот начинает мухлевать. А если мошенничество не помогает, брат выходит из игры, не давая возможности младшему снова его победить. Разочарование и агрессия Рокки становятся невыносимыми. В результате он стал настолько параноидальной[57] личностью, что не может ни с кем общаться без мысли, что у собеседника спрятан туз в рукаве. В результате жестокого обращения со стороны брата (Рокки только недавно осознал всю серьёзность проблемы) все в глазах Рокки стали его старшими братьями.
Каким бы плачевным не было его положение, постоянные обиды и озлобленность отталкивают всех, с кем он общается, включая — стыдно признаться — меня.
«Что случилось, Рокки? Кто тебя обидел на этот раз?»
«А зачем вам это знать?»
Я рассеяно взглянул на часы.
«Ты выглядишь расстроенным, вот и спросил».
«Вы посмотрели на часы! Я этого не забуду!»
«Ну да, посмотрел. Извини. Просто у меня назначена встреча».
Он усмехнулся.
«И эта встреча важнее разговора со мной, я прав?»
«Совсем нет, Рокки. Но я не твой доктор. Если ты думаешь, что встреча действительно важнее разговора с тобой, то поговори об этом с доктором Робертсом».
«Он тоже постоянно проверяет часы! Он такой придурок!»
«А ты просил его не смотреть на них?»
«Ничего хорошего из этого не выйдет. Часы висят в его офисе. Он не может на них не поглядывать».
«Может это не связано с тобой. Возможно, доктор Робертс просто хочет узнать, который час».
«Он действительно хочет узнать, который час. Так он поймёт, сколько ещё ему придётся терпеть общение со мной. Чёртов придурок!»
«Вы обсуждали эту тему?»
«Ничего хорошего из этого не выйдет. Он просто найдёт другой предлог, чтобы смотреть на часы».
«Это так сильно тебя беспокоит?»
«Конечно беспокоит! Это бы любого взволновало!»
«Так скажи ему!»
«Ничего хорошего не выйдет. Но я с ним поквитаюсь…»
«Каким образом, Рокки?»
«При следующей встрече не скажу ему ни слова. Буду просто сидеть и смотреть на часы. Как и он».
Я ещё раз невольно посмотрел на часы.
«Очень жаль, но мне нужно идти».
Сквозь стиснутые зубы он заверил меня, что всё понимает.
«И кто же эта важная шишка, с которой ты запланировал встречу?»
«Флед».
«Видишь? Даже обезьяна важнее меня! Да ты ещё бо́льший придурок, чем Робертс!»
«Она не обезьяна, Рок. Она…»
Но он уже отвернулся и пошёл прочь. Я хотел было крикнуть, что она для меня не важнее его, но ничего хорошего бы из этого не вышло.
* * *
На обратном пути в комнату 520 я обдумывал, что случится, если мне удастся найти альтер-эго, скрывающееся в непроницаемом разуме флед. Что если оно, например, не будет говорить по-английски? Я помнил (главным образом потому, что недавно переслушивал записи бесед), что сказал прот о конголезцах[58]: «Помимо четырёх официальных языков и французского, у них на удивление много родных диалектов». Что если альтер-эго флед будет говорить на одном из этих диалектов? Или на французском или других официальных языках?
Дверь была закрыта, но флед уже ждала внутри. Она определённо появилась там совсем недавно.
«Как ты смогла…?»
