Была ли декларация достижения социализма всего лишь маркетинговым и мобилизационным трюком? За исключением А. Медушевского, современные историки отходят от представления о конституционной кампании как о спланированном «сознательном приеме» обмана населения[123]. Все большее число историков, изучающих различные направления политики, приходят к выводу, что между словами Сталина и его делами был удивительно малый разрыв. Многие сталинисты «верили в то, что они говорили»[124]. Так что конституция с ее декларацией победы была дезидератом, но лидеры – в нашем случае Енукудзе, Молотов и Сталин – верили в ее реальность. Они были узниками идеологической конструкции, которую они создали, заложниками искаженной информации, которую они получали, и своих восприятий и верований: они не хотели видеть реальные, противоречивые обстоятельства.

Согласно Ленину и Сталину, основными шагами на пути к социализму были ликвидация рынка и частной собственности, внедрение планирования и cистемы социального обеспечения, а также индустриализация и развитие технологий, коллективизация и механизация сельского хозяйства, перевоспитание и просвещение населения. Наряду с экономическими преобразованиями, социальные и культурные сдвиги постоянно находились в поле внимания партии, в частности, в продвижении культурной революции. В передовице «Правды» в июне 1936 года подчеркивался успех процесса перевоспитания бывших эксплуататорских классов и интеллигенции под руководством большевистской партии в годы революции и особенно во времена пятилеток: «Социалистический труд, как очищающий дождь, смыл и смывает с людей советской земли всю вековую накипь буржуазной психологии и морали, буржуазных устремлений и верований». «Девятнадцать лет революции очистительным свежим ветром прошлись по нашей необъятной родине». Молотов видел признак появления нового социалистического человека и повышения культурного уровня рабочих в том числе и в снижении потребления водки[125].

Важной идеологемой успешной трансформации была дружба народов. В декабре 1935 года Сталин начал пропагандистскую кампанию в прессе, в ходе которой он приветствовал советский патриотизм и «межэтническое сотрудничество и расовое согласие, ставшие возможными благодаря социализму»[126]. Это сделало возможным слияние национальностей в единый советский народ, свободный от национальных предрассудков, спаянный в «братском сотрудничестве национальностей», как подчеркнул Сталин в своем выступлении по случаю принятия конституции. Коллективизация преобразовала сельское хозяйство и крестьян, их мелкобуржуазный образ мышления и их отношение к средствам производства. Будучи участниками коллективного труда, они приобретали социалистическое сознание. Индустриализация создала растущий рабочий класс. Старая техническая интеллигенция, подозреваемая и преследуемая после Шахтинского суда (1928), частично обновилась за счет свежеобученной когорты специалистов, встала на сторону социализма и не представляла больше угрозы, как было заявлено Сталиным в его речи «Новые условия» в 1931 году[127]. Как только эти преобразования в СССР были более или менее завершены, большевики сочли, что общество приближается к «земле обетованной» – если бы только последние враги не мешали строительству социализма. «Коммунисты считали, что бесклассовое общество будущего предопределено всем процессом исторического развития»[128].

Этот идеологический фактор часто интерпретировался в литературе как инструмент пропаганды. Историки и общественность не верили искренности советских политиков и искали тайную повестку дня за их публичными заявлениями. Однако имеющиеся документы показывают, что Сталин и его приближенные по-видимому искренне верили в то, что они публично говорили о целях конституции. Два основных аргумента помогли мне оценить «подлинность» сталинских представлений. Один из них основан на доказательствах, а другой – на отсутствии доказательств. Доказательства основаны на текстах: переписка Сталина с соратниками, которую никогда не предполагалось предавать огласке, как мы видели, вновь и вновь подтверждает их веру в достижения социализма. Весьма маловероятно, что сталинисты систематически и сознательно лгали себе и друг другу в частных обсуждениях. Это говорит в пользу того, что у нас есть доступ к подлинному процессу мышления Сталина. Отсутствие доказательств состоит в том, что Сталин не говорит и не пишет: «Я верю в одно, но перед публикой мы будем утверждать обратное». Как в официальном дискурсе, так и в неформальном общении с коллегами Сталин прямо повторял одни и те же идеи. Документы, доступные историкам, не дают текстовых свидетельств скрытых намерений в отношении провозглашенных целей конституции и выборов.

Не только их слова, но и реальные политические шаги в этом направлении свидетельствуют об искренней вере лидеров в успех социализма в СССР: предоставление права голоса бывшим врагам, подтверждение права республик на выход из СССР, значительное, хотя и не всеохватывающее расширение объявленных конституцией мер социального обеспечения, поддержка крестьян в надвигающемся в 1936 году голоде. В отличие от голода 1932 года, в 1936 году власти не подвергали крестьян как класс наказанию за саботаж при проведении государственных закупок[129]. В 1936 году власть считала крестьян успешно коллективизированными, социалистическими, а врагов (кулаков) истребленными. Поэтому голодающим деревням была оказана продовольственная помощь и обеспечены некоторые социальные льготы. Предоставление избирательного права бывшим «врагам» в разгар кампании повышения бдительности и против «вредительства» не имеет иного объяснения, кроме идеологических соображений о новом социалистическом состоянии общества. Расширение социальных льгот также отражало понимание сталинистами продвижения к социализму в результате ликвидации враждебных капиталистических элементов[130]. Таким образом, большевики, выдавая желаемое за действительное и стремясь видеть свою программу выполненной и социализм осуществленным, закрывали глаза на реальные условия и отмечали это достижение конституцией, которая официально объявила о победе.