Медики уже хотели его увозить, но вдруг раздался крик − яростный и скорбный, почти нечеловеческий. Ведьма кинулась наперерез носилкам. Медики, знакомые с женской истерикой, преградили дорогу, но тут же два мужика − здоровых, крепких, видавших виды на такой работе − разлетелись как кегли в разные углы и остались лежать, оглушённые тараном Ольги и парализованные ужасом.

Она закричала в лицо опекуна:

− Значит так ты хочешь? Чтобы я пошла и умерла за веру православную вместе тебя? Я, ведьма, чьих родителей ты убил? Та, кого ты держал подле себя на цепи всю мою короткую жизнь?

Ольга остановилась, сорвав голос, но тут же продолжила − слабо, жалобно, хрипло:

− Так нечестно, понимаешь? Почему ты оставляешь меня именно сейчас − с ними?

Она ткнула пальцем в чёрную фигуру настоятельницы:

− Они не ценят тебя. Они ненавидят меня… Ты умрёшь в больнице − старый и никому ненужный, а мы… Мы пойдём туда на убой по их указке − вытаскивать их задницу из беды, в которой они сами виноваты.

Иерей молчал. Даже с кислородной маской каждый вздох давался ему с трудом.

Игнат подошёл − только он один мог пройти через поле парализующего страха, создаваемое девушкой. Осторожно взял Ольгу за плечо − у неё ещё оставался таранный прыжок − и сказал спокойно:

− Лично я не планирую умирать за веру православную. Я планирую за неё убивать.

В Ольге словно сломалась пружина − она безвольно обмякла, повисла на его руке. Придерживая её, Игнат сказал старику и игумении: − Не волнуйтесь. Она пойдёт.

− Я знаю, − недружелюбно отозвалась матушка Евгения и, бросив взгляд в красный угол, добавила: − Прости Господи, одной мерзостью другую забороть хотим.

− Ольга не мерзость, − заявил Игнат.

Тут отец Антоний дрожащей рукой стянул маску с лица.

Смотря на девушку, он едва слышно произнёс:

− Правы они были, а я слушать не хотел. Волка сколько ни корми − он всё равно в лес смотрит.

− О чём ты? − склонилась к нему воспитанница.

− Я пытался вырастить тебя в любви и почтении к Богу и людям… Но так и не смог.

Ольга дёрнулась, словно от пощёчины, но нашла в себе духу ответить:

− Бог свидетель, я люблю и его, и людей… Да, я волк. Как бы ты меня ни воспитал, я буду смотреть в лес. Но ты научил меня бояться и ненавидеть всё, что есть в том лесу. В особенности, других волков. Пусть здесь мне нет места, я никогда не войду в лес. Я только смотрю в его сторону. Это всё, что мне остаётся.

Ольга вернула маску на лицо старика и отошла, потом сама подняла ноги медиков и толчками в спину и уколами страха заставила увезти отца Антония к карете скорой помощи. Игнат даже не хотел представлять, что она заставила их пережить. Такое они не забудут.

− Чего стоишь? − игумения смотрела прямо на него. − Иди снаряжайся.

Игнат выдержал её строгий взгляд и сказал:

− Я вас, тётя, впервые вижу, а вы мною уже командуете. Я не Боря и вам ничем не обязан.

− Попридержи язык, пока не прищемили, − осадил его протодиакон и тут же добавил для гостьи: − Прости его за грубость, матушка. Дурачок ещё. Не успели воспитать. Порем мало.

− Я с Антоном в скорой поеду. Проконтролирую, чтобы по свободным дорогам ехали и лекарства вовремя вводили… Адрес логова, в котором ковен укрылся, СМСкой напишу − местные наводку дали, а дальше вы уж сами. Бог в помощь.

− И на том благодарствуем, матушка.

Женщина резко развернулась и быстрым шагом вышла.

Здоровяк повернулся к Игнату и сказал примиряющим тоном:

− Ну вот чего ты? Время сейчас для этого?

− Возможно, это наше последнее время, − упрямо ответил новичок.

Отец Борис разочарованно махнул рукой и направился к оружейной, но на пороге задержался:

− Так ты идёшь или как?

Игнат раскинул руки:

− Неужто я такое пропущу? Когда я уехал на войну, то думал, что еду защищать Русский мир, потому что без меня там точно не справятся. Я вернулся, когда решил, что сделал всё, что смог, и пусть Русский мир дальше уже как-нибудь без меня… Но я ошибся. Я просто передислоцировался с одного фронта на другой. Так что выдай мне оружие, отче.

− Не боишься смерть принять? − решил уточнить здоровяк.

− Боюсь. Но сильнее я боюсь того, что будет, если мы останемся здесь.

Протодиакон кивнул и исчез в дверях.

− Придётся дарить раньше срока, − сказал протодиакон, передавая Игнату коробку с новым снаряжением. Там был комплект несгораемого термобелья, зимние штаны и куртка − всё с защитой от электродуги, огнеупорные балаклава и перчатки. Пожарный шлем с лицевым щитком из поликарбоната, ботинки сталевара, спасающие, даже если пол − это лава. Типичное снаряжение электрика, обслуживающего высоковольтную ЛЭП.

Игнат снял вериги − как гора с плеч упала. Стал натягивать костюм.

Протодиакон занялся оружием − себе взял «зенитку», короткий самозарядный дробовик, и коробку патронов с серебряной картечью. С этой штукой он мог управляться одной рукой − сил хватало. Ружьё отец Борис прикрепил со внутренней стороны ростового щита из поликарбоната. Такие используют при подавлении бунтов. Прозрачный щит был тяжёлым, но очень прочным. В другую руку он взял своё любимое кадило. Снабженное стальными шипами, оно раскалялось до красна, благодаря заправке из термита. Экономно горящий состав действовал до получаса, но если раскрутить как следует, из-за притока кислорода кадило вспыхивало нестерпимо-белым и разбрызгивало пылающие капли термита. В таком режиме его хватало минут на пять.

− Держи, − отец Борис передал новичку пистолет.

− Ого, ПМ. Знакомо, − кивнул тот. − А помощнее чего?

− Сначала на патроны посмотри.

− Серьёзно что ли? − удивился Игнат, увидев, чем заряжен Макаров.

− Я не говорю, сколько это стоило, а ты не спрашиваешь, − ответил здоровяк. − Расходуй экономно. Второго магазина нет. Относись с почтением.

− Спасибо за доверие. Но это на самый крайний, а так чего? − Игнат убрал пистолет в набедренный карман.

− Вот, − протодиакон сунул ему лёгкий титановый щит, размером с канализационный люк, и длинную электрошоковую дубинку «Зевс». Она была доработана под стандарты Бесобора − теперь ей можно было не только покалечить, но и убить.

− Иди, помоги Ольге, − велел здоровяк. − Я пока машину подготовлю и