Вот Маша с Виталиком уже станцевали свой народный танец, их провожают аплодисментами, и ведущая вызывает Вику. «Надо представить, что тут никого нет. Ну, то есть на сцене – я, в зале – Тёма и больше – никого» – эта мысль успокаивает Вику, и она уверенно, смело выходит из-за кулис, быстро приближается к роялю и садится за него. «Чем быстрее начну, тем быстрее все закончится». Между белыми клавишами виднеются светло-желтые лепестки нарциссов. Еще одно «послание» от Ады – точно такое же, какое она отправила Вике, когда та в первый раз играла на пианино в ее перчатках. Как только Вика касается клавиш и звучат первые ноты «Желтых нарциссов», она… оказывается в зале. Теперь она наблюдает за происходящим на сцене, стоя у колонны за последними рядами кресел, в которых сидят зрители: учителя, школьники и родители выступающих ребят. За роялем сидит девочка в изумрудном платье. Ее тонкие, изящные руки то взлетают вверх, то снова «приземляются» на клавиши и начинают легко скользить по ним. У Вики от ужаса и удивления подкашиваются ноги – она еле успевает схватиться за колонну, чтобы не упасть. Ада! Она все-таки поменялась с ней местами! Но Вика ведь не соглашалась на это!

– Я не хочу меняться, не хочу в мир мертвых! Мне нужно быть там, на сцене! Это мое место! – кричит Вика изо всех сил, но никто не оборачивается в ее сторону. Если не слышат – значит, она уже призрак!

– Вика – это я, я здесь!

В зале на секунду гаснет свет, а когда снова включается, Вика уже стоит на сцене возле рояля, и зал ей громко аплодирует. Отовсюду раздаются крики:

– Браво!

– Молодец!

– Это лучший номер!

Она растерянно смотрит то на зрителей, то на свои руки в перчатках, то на рояль. Ведущая, стоящая за кулисами, шепчет ей оттуда:

– Серебрякова! Кланяйся и уходи, чего ты стоишь?

Вика машинально кивает головой и убегает в гримерку. Там – ее одноклассники и еще несколько человек из шестого «Б» и «В». Остальные, наверно, уже спустились в зал и ждут объявления результатов конкурса. Ребята поздравляют Вику с удачным выступлением. А Тата, все еще с заплаканными глазами, стоя в углу, смотрит на нее то ли с завистью, то ли с ненавистью. Рядом с ней нет никого из ее «свиты». Вика просто отводит взгляд: она не чувствует к Тате ничего, кроме жалости.

Когда со сцены доносятся слова «победа присуждается», произнесенные ведущей, разговоры в гримерке стихают. Несмотря на это, Вике кажется, что она уже ничего не слышит – только невнятный шум. Она понимает, что произошло, только когда Стас толкает ее в плечо, радостно вопя:

– Эй, победительница! Не спи – замерзнешь!

Тёма встречает Вику возле сцены с букетом желтых нарциссов. Но поговорить и даже просто подойти друг к другу поближе им удается не сразу – вокруг них толпится столько ребят, наперебой поздравляющих Вику! Она смущенно улыбается и благодарит то одного, то другого, то всех сразу. Как себя вести, когда ты уже привыкла быть пустым местом и вдруг, в одно мгновение, становишься объектом внимания множества людей, которые еще совсем недавно проходили мимо, не замечая тебя, будто ты призрак? Не так-то просто вжиться в новую роль. Но ведь она так этого хотела, так мечтала стать заметной! Значит, обязательно привыкнет к этому шквалу аплодисментов, буре восторгов, цунами эмоций. Скоро все это станет естественным для нее, и она уже не будет краснеть, как сейчас, после каждого комплимента, звучащего в ее адрес.

Когда все постепенно расходятся и зал становится почти пустым, Вика и Тёма наконец-то могут обсудить конкурс и ее выступление.

– Молодец! Взяла и всех обошла!

– Да я… просто сыграла – и все.

– Ага, «просто сыграла»! У тебя такие конкуренты были! А я, между прочим, знал, что ты выступишь лучше всех!

– Значит, мне это помогло. Ты верил, что у меня все получится, поэтому я хорошо сыграла и ни разу не ошиблась.

Вика видит, что Тёме приятно слышать ее слова: об этом говорят его довольная улыбка и радостный блеск в глазах. Он предлагает Вике прогуляться – погода хорошая, да и уроков им обоим мало на завтра надо делать. Она соглашается, но тут вспоминает, что ей еще предстоит переодеться в обычную одежду. «Чтобы снова стать собой и перестать быть Адой», – мелькает вдруг в сознании будто не ее собственная, а кем-то другим заброшенная ей в голову мысль. И там же вслед за ней вспыхивает, как яркий кадр на огромном экране кинотеатра, тот момент, когда она увидела Аду вместо себя на сцене, а сама оказалась в зале… Суета после конкурса, поздравления и гомон толпы ребят вытеснили на некоторое время воспоминание об этом и заглушили страх. А теперь, в пустоте и тишине, Вика снова начинает сомневаться в том, что она – это она. И ей даже кажется вдруг, что здесь и сейчас рядом с Тёмой может быть не она, а совсем другая девочка. Мертвая девочка Ариадна. «А где же тогда я? И кто я?» – в панике думает Вика и не замечает, как, пятясь назад, все дальше отходит от Тёмы. Только наткнувшись на лестницу, ведущую к сцене, она останавливается и понимает, что очень сильно отдалилась от него.

– Вик, ты за вещами в гримерку? Я тебя подожду.

В гримерке Вика сначала снимает перчатки. И тут она видит такое, что поначалу просто не верит своим глазам. Кисти ее рук покрыты жуткими багровыми пятнами и бугристыми шрамами. Готовящийся вырваться крик застревает комом в горле, и Вика начинает задыхаться от ужаса. Она поднимает руки вверх, чтобы приблизить их к тусклой лампе, освещающей гримерку. Да, теперь не остается никаких сомнений: пятна и шрамы на руках ей не привиделись! Точно такие же, какие наверняка были у Ады: ожоги после пожара! Но как они появились на Викиных руках, если она ни разу не попадала в страшное обжигающее пекло? Разве что тогда, в подвале… Только ведь огонь был призрачным, а не настоящим, и всего этого на самом деле не было! Или все-таки было? В последнее время стало так трудно отличить видения от того, что происходит в ее жизни по-настоящему. Но вот ожоги кажутся сейчас очень даже настоящими!

«Может, это совсем не шрамы – наверное, я просто съела что-то не то», – думает Вика с надеждой, хотя и не особо верит в эту версию. Однажды, лет в десять, у нее покраснела кожа лица, когда она съела слишком много апельсинов. Но с тех пор она почти перестала их есть, и никакой аллергии больше не было. Да и сами пятна тогда выглядели совсем по-другому. А эти сейчас похожи именно на шрамы и ожоги, о которых рассказывала бабушка… Шрамы и ожоги Ады.

Переодевшись и снова надев перчатки, чтобы Тёма не увидел пятна у нее на руках, Вика на негнущихся ногах медленно выходит из гримерки.

– Ну что, пойдем? – весело спрашивает Тёма.

– Н-н-нет, я вспомнила, что мне надо сразу домой. Извини. Спасибо, что пришел. И за цветы. Давай в другой раз погуляем.

– А, ну если так, то ладно, давай в другой раз.

Вика чувствует, что Тёма обижен, хоть и старается не показывать этого. Но как она может куда-то идти с такими руками? Даже если на ней будут перчатки, все равно мысли об этих ожогах, внезапно появившихся на ее руках, не дадут ей покоя! И еще надо срочно поговорить с бабушкой. Расспросить ее о том пожаре, о шрамах Ады. Неужели с ними ничего нельзя сделать и ей теперь придется тоже ходить все время в перчатках, как когда-то Аде?