штурвалов. Кнопок тоже не было. Белая сфера с двумя дырками.

«Кювета с управляющим гелем», – догадался я. Сунул руки в отверстия, внутри там действительно оказалось что-то вроде желе. Кресло дернулось, подалось вперед и вверх. Сидеть с руками в сфере стало удобнее.

С минуту ничего не происходило, вдруг стали нагреваться ногти. Стало горячо, потом почти нестерпимо, я уже собрался выдернуть руки, как температура упала. Теперь я чувствовал в ногтях лишь легкое покалывание.

Включились экраны, на одном я увидел забирающихся в подъемник Демидову и Олега Николаевича, на другом панораму ямы, еще было звездное небо и вид Земли из космоса.

– Можем взлететь? – спросил я.

– Можем, – ответил голос.

– Разве нас не сбили?

Я почувствовал, что голос поморщился.

– Десять тысяч планетарных циклов достаточное расстояние чтобы восстановить все системы.

– Мы полностью… интактны? – подобрал я слово.

– Нет, ты болен.

Я даже обиделся.

– Конечно, десять тысяч лет воплощаюсь в телах этих обезьян. Удивительно, что от меня вообще что-то осталось.

– Все, что от тебя осталось, лежит в холодильнике на минус двести семьдесят.

– Ты сохранил мое тело? – у меня по спине пробежала дрожь.

– Все, что от него осталось.

– Ты выучил человеческий язык? – вдруг сообразил я.

– Мы общаемся телепатически, вербальный язык не нужен.

– Если мы взлетим с планеты, нас обнаружит противник?

– Противник не обнаруживается на всю дальность действия моих сенсоров.

– А какова их дальность?

– Пределы видимой вселенной трехмерного космоса в известных тебе терминах.

– Упс, – я замолчал на некоторое время.

– А кто был наш противник? – я вспомнил, что в медитациях никак не мог увидеть, с кем воевала наша цивилизация.

– У вас не было противника, вы воевали сами с собой.

– Упс, – я снова замолчал.

– Гражданская война?

Корабль не ответил, я услышал какой-то писк, похожий на звук при перемотке магнитной ленты магнитофона идущей через звукоснимающую головку. И вдруг в голове словно лопнул шарик. Я увидел звезды, флот космических кораблей подобных этому, хаотичное их движение, постоянное перемещение и взаимоуничтожение. Это была война без определенного противника «bellum omnium contra omnes». Союзники превращались в противников иногда прямо в процессе столкновения.

«Царство, разделившееся само в себе, не устоит», – вспомнил я.

– И че? – спросил я.

– И не че, – ответил корабль.

– Совсем не чо? Всем пипец? – перешел я на язык, используемый в моменты душевного волнения.

– На планете двести тридцать семь сбитых и восстановившихся кораблей.

– Епс! А пилоты?

– Пока ты первый.

– Я могу тобой управлять?

– Попробуй.

– Блин, – сказал я, концентрируясь на кончиках пальцев.

Вдруг погасли экраны.

– Закрой глаза, ты отвлекаешься на внешнее.

Я вздохнул.

Вокруг меня билось огромное сердце. Текли потоки энергии, открывались одни клапаны, закрывались другие. Потоки перераспределялись, накапливались в камерах, уходили в сосуды. Я мог управлять ритмом, ускорять или замедлять. Мог управлять и движением самого сердца, оно могло перемещаться в пространстве, скользить по струнам мироздания. Черт! Но как же мне не хватало шестых пальцев!

– Хватит.

Я открыл глаза. Снова зажглись экраны.

– Получилось?

– В какой-то степени.

– В какой?

– В какой я могу терпеть внутри голую обезьяну.

«Упс», – подумал я.

– Наверное, мне надо выйти, а то они могут испугаться и кинуть атомную бомбу.

– Нам не повредит.

– А сколько мегатонн мы можем выдержать?

– Все, сколько у них есть.

– У них хватит, чтобы взорвать планету.

– А мы можем взорвать звезду, и что?

– А вообще, что у нас с вооружением?

– Внешнего – ноль. Внутреннее в комплекте.

– Что такое внешнее?

– То, что навешивают сверху.

– А внутреннее?

– Это мы сами, наши возможности воздействовать на пространство.

– Мы можем уничтожить Солнце?

– Мы можем уничтожить галактику. Десять тысяч циклов хороший срок, много набралось.

– А двести тридцать семь кораблей?

– Пипец вселенной.

– Осваиваешь лексику?

– Я не использую слова, это твой вербальный перевод.

– А почему вселенная уцелела, когда шла война?

– Не было такой цели, вы уничтожали друг друга.

– Если я сейчас выйду, назад пустишь?

– Да.

– А моя одежда?

– Осталась снаружи.

– Так и лежит?

– Нет, они унесли.

– Я в этой штуке могу выйти, она будет работать снаружи?

– Будет поддерживать связь со мной.

– И еще вопрос, что такое волновая форма?

– Не для тебя. В этом теле ты в нее войти не сможешь, разнесет на нейтрино.

Я слез с кресла. В стене передо мной открылось отверстие, больше всего оно походило на раскрытый рот.

– Блин, – прошептал я. Помедлил секунду и шагнул вперед.

Действительно, казалось, что я шел внутри живого организма. Ни одной прямой поверхности или хотя бы линии. Сосуды, бронхи, кишки, вот что это напоминало, протоки желез, лимфатические узлы, может, даже раковые опухоли. Командная рубка выглядела вполне технично.

Потом я ощутил, что не я движусь, а корабль в сеансе непристойного стриптиза выворачивается передо мной наизнанку.

Потом я понял, что даже если полностью по спирали пройти двадцатиметровую сферу, то она должна уже давно кончиться.

Я вспомнил древних паровозов из доисторических рептилоидных жизней.

– Наш паровоз вперед летит, в руках у нас винтовка, – громко спел я. – А как из тебя выйти? Заднего прохода вроде никогда не обнаруживалось?

– Да в любом месте можно выйти, – мне показалось, что корабль пожал плечами.

Кивнув, я шагнул вперед. И вывалился наружу в самую грязь.

– Блин!

Но инопланетные технологии оказались на высоте, ноги не промочил и комбинезон не запачкался.

А потом понял, что мне не надо идти к подъемнику, я могу летать словно супермен. А еще через секунду понял, что и лететь не надо, могу сразу телепортироваться внутрь штабной машины. И дело вовсе не в «полетном костюме», а исключительно во мне самом. Ну может быть, во встроившимся в меня вирусе.

– Кто-то захотел разбудить рептилоидов на Земле? Ну-ну, – подумал я.

Тем не менее, я пошел пешком. Подъемник стоял наверху, я нашел кнопку вызова, лифт послушно поехал вниз.

Завидев меня, люди останавливались, военные начинали что-то говорить в рации. Я так и двигался сквозь замершую толпу.

Дверь штабной машины распахнулась, едва я подошел к лесенке.

Маша напряженно улыбалась стоя наверху.

Я помахал ей рукой.

– Все окей, тварь меня не сожрала, даже комбез выдала, – улыбнулся я.

– Пить, есть будешь? – спросила Демидова, когда я вошел в машину.

За столом сидел Олег Николаевич, военный без знаков различия, который был в прошлый раз и неизвестный мне полковник. Фоном – операторы за мониторами.

– Нет, обед был вполне приличный, а вот от чашечки кофе не откажусь. И мне бы еще одежду, а то под этим скафандром я вполне голый.

– Сейчас принесут. Есть не хочешь? – повторила она вопрос. – Тебя не было трое