Кол-Бланш отходит к боковому столику и наливает белое игристое вино в два хрустальных бокала. Ставит их на поднос и подходит к нам.

Я колеблюсь. Мастер ядов предлагает мне напиток. Напиток, который не пьет больше никто в этой комнате. Вот уж точно проверка!

– Благодарю, месье, но боюсь, мы не можем принять ваше угощение, – говорю я ему.

Кордей улыбается, показывая два ряда ровных белых зубов. От этой улыбки меня охватывает ужас.

– Какой умный Котенок, – говорит она и откуда-то из складок платья достает золотые карманные часы. Маленькая изящная вещица свисает с длинной цепочки, циферблат украшен извивающейся латунной змеей.

– А теперь, будьте добры, посмотрите сюда внимательно, – говорит она тоном, не предполагающим отказа.

Кошусь на искусную позолоченную вещицу: за стеклянным циферблатом – черные римские цифры и острые, как ножи, стрелки.

Часы раскачиваются взад-вперед, и цифры начинают сливаться. Стараюсь сконцентрироваться на них, но мысли меня не слушаются, а комната становится очень большой и незнакомой; потрескивание огня в камине эхом звенит у меня в голове.

Позади меня Этти как-то странно вздыхает.

Хочу повернуться к ней, но ноги меня не слушаются. Шарю пальцами по плащу в поисках кинжала, но все бесполезно, я даже не могу сжать их в кулак. К горлу подступает тошнота. Неужели Торговцы смертью все-таки чем-то меня отравили?

Этти со стуком валится на пол.

– Ты боец, правда? – говорит мне Кордей, но кажется, что ее голос звучит где-то вдалеке. – Это хорошо.

– Мы пришли к вам за помощью, – слова застревают у меня в горле, пытаются прорваться сквозь стиснутые зубы.

Я опускаюсь на колени.

– Это действует не на всех. Некоторые способны сопротивляться. Кто-то вообще не ощущает на себе эффекта. Весь фокус, Котенок, в том, чтобы не смотреть.

Последнее, что вижу, – это глаза Кордей, большие и яркие, в которых я тону.

Слышу звук – как будто кто-то хлопает в ладоши.

– Nous sommes d’un sang. Мы одной крови, Котенок. Надеюсь, еще увидимся.

Открыв глаза, первым делом пытаюсь удостовериться, что не плыву с перерезанным горлом по зловонным водам Великого Змея, Сены. Голова болит, во рту пересохло, в животе урчит. Прищурившись, всматриваюсь в темноту, которая начинается сразу за освещенной фонарями улицей, вдыхаю аромат дождя и стараюсь понять, где мы.

Этти тоже просыпается и кладет голову мне на плечо; наши головы будто заполнены густым туманом.

– Как им удалось меня отравить? Я же ничего не пила… – бормочет она.

Я ничего ей не отвечаю, потому что в ушах звенит. Но, кажется, я чувствую облегчение. Нам удалось выжить после встречи с баронессой гильдии Убийц, так что ощущение, будто в голове топталось стадо буйволов, не в счет.

– Может, что-то было в воздухе, – продолжает рассуждать Этти. – Я всегда странновато чувствую себя после того, как у нас в кабаке Мечтатели курят свои трубки.

– Это как-то связано с часами, – предполагаю я. – Они как-то на нас повлияли.

Этти протирает глаза и встряхивается. Мы обе встаем, она осматривает темную улицу.

– Думаешь, Мертвый барон захочет взять меня к себе? – с сомнением спрашивает она.

Я улыбаюсь.

– Думаю, да. Но сначала нам нужно его найти.

* * *

У каждой гильдии Двора чудес есть сотни собственных сигналов для того, чтобы общаться на расстоянии, предупреждать об опасности, подзывать своих братьев, да и просто сообщать о своем присутствии. У Воров, кроме того, есть сложная система дневных и ночных сигналов. А еще есть Главные сигналы – то есть общие, универсальные, распознавать которые обучены все чада Двора чудес.

Поднимаю голову и подаю Главный сигнал: короткий, резкий свист. Услышав звук, сорвавшийся у меня с губ, Этти резко поворачивается.

– Что ты делаешь? – спрашивает она.

– Вызываю Мертвецов.

В тумане движется тень. Сжимаю в руке кинжал и жду, когда тень обретет форму; от тяжести металла в руке мне становится гораздо спокойнее.

У тени есть имя: это Монпарнас, Мастер ножей. Интересно, что он здесь делает. Он хочет защитить нас или навредить?

Появляются и другие тени. Я моргаю. Успеваю разглядеть их до того, как их замечает Этти: бесформенные серые холмы, впалые глазницы смотрят из-под лохмотьев, лица бледные, как снег. У одних не хватает конечностей или глаз, у других лица испещрены глубокими старческими морщинами. Это чада Мертвого барона. Призраки.

Монпарнас смотрит на меня.

– Ты нашла своих Призраков, а теперь предлагаю уходить, если не хочешь, чтобы тебя поймали Гиены.

Совершенно не хочу встречаться с Гиенами, чадами гильдии Наемников, мужчинами и женщинами, которые зарабатывают себе на жизнь жесткостью и насилием.

Поворачиваюсь, чтобы ответить, хотя бы просто сказать «спасибо» за то, что он нас не убил, но вижу лишь пустое место там, где Монпарнас только что стоял.

Этти прижимается ко мне, и вместе мы подходим к похожим на привидения фигурам.

– Мы ищем вашего Отца, – говорю я.

– Отца? – доносится вместо ответа чей-то тихий шепот. Мертвенно-бледный мальчик, не старше лет пяти, еле заметно открывает рот. – Вы знаете, где он? – спрашивает мальчик тонким, несчастным голоском, и остальные Призраки подхватывают его вопрос. Я удивленно молчу. Мертвый барон – Отец их гильдии. Это они должны знать, где он.

– Вполне вероятно, – без особой уверенности отвечаю я. Конечно, я ничего не знаю, но им в этом не признаюсь, иначе они потеряют к нам всякий интерес – тогда уж добра не жди…

По их рядам прокатывается волнение.

– Отведите их к Волку.

– Да, идем, – говорит мальчик. И вдруг эти фигуры, стоявшие как статуи, все как одна приходят в движение и увлекают нас за собой. Малыш идет впереди, очень уверенно и неожиданно быстро.

По дороге к нашей процессии присоединяется все больше теней, так что, в конце концов, мы оказываемся окружены плотной серой массой Призраков.

Этти смотрит на меня с волнением, что неудивительно. Призраки – одни из самых опасных чад Двора чудес, потому что их слишком много. Страшнее только Убийцы.

– Все хорошо, – говорю ей одними губами.

Но это неправда.

* * *

Вперед движется длинная процессия серых Призраков, они напирают друг на друга, словно волной сметая все на своем пути. Этти крепко прижимается ко мне, изо всех сил держит за руку. И правильно, иначе мы бы давно уже потеряли друг друга.

– Я думала, ты говоришь о настоящих призраках, – бормочет она, будто бы оскорбленная до глубины души.