– Они тебя ранили?

Сиффрин наконец встал, хотя и с большим трудом. Он осторожно сделал шаг, ставя одну лапу перед другой.

– Они меня не тронули. Они не смогли увидеть нас, иначе мы бы уже были мертвы.

Я дернула ушами:

– Тогда что с тобой случилось?

Он поймал мой взгляд.

– Это просто моя маа… День был длинным, а ва-аккир очень истощает лисиц. А теперь еще и истаивание… Мне всего лишь нужно немного отдохнуть. К рассвету я буду в порядке.

Я не знала, что он подразумевал под «маа», но сейчас явно было неподходящее время для вопросов. Я последовала за Сиффрином, когда он заковылял вдоль края дороги смерти. Он пересек дорогу и зашел во двор норы бесшерстных. Там в самом конце стояло какое-то деревянное строение. Вход был открыт, и мы заглянули внутрь. Я увидела множество странных предметов: блестящие емкости, чехлы для ног, которые я видела на бесшерстных, и металлические штуковины с колесами, которые время от времени начинали крутиться, – такие носились по всей Большой Путанице. Сиффрин вошел в строение, и я, помедлив, последовала за ним, принюхиваясь. Внутри было тихо и немножко сыро. Я сомневалась, что сюда в последнее время заглядывали бесшерстные.

Сиффрин прополз под металлической штукой с большими круглыми колесами. Он добрался до дальнего угла деревянной норы и со вздохом опустился на землю.

– За нами гнались пять лисиц. Кажется, ты видела одну из них совсем близко, да? – Голос у Сиффрина был слабым и немного дребезжащим, как у бабушки.

Я остановилась около одного из больших колес; мне не хотелось забираться следом за Сиффрином в глубину этого деревянного сооружения. Может, Сиффрин и спас нам жизнь, но все равно в нем было что-то такое, что заставляло меня нервничать.

– Я не думаю, что это те же самые лисы, которых я видела у норы моей семьи, – сказала я, вздрогнув.

– Но тот, с серой мордой… ты ведь заглянула ему в глаза? Они были красными? – не отставал Сиффрин.

Я немножко подумала. Да, эта морда запала мне в память, когда лис просунулся сквозь ветки куста и зарычал на меня. Его длинная морда была заострена, большие глаза обведены красным.

– Может быть. Ну, во всяком случае, красноватыми.

– Это Зачарованный, – выдохнул Сиффрин. – Должно быть, те лисы – часть стаи Карки.

По моей спине пробежал холодок. Я ведь уже слышала это имя.

– Ты имеешь в виду ту одноглазую лисицу, что была возле моей норы?

Сиффрин опустил голову на лапы:

– Она ими вроде как командует. – Его уши прижались к голове. – Нам повезло, что ее сегодня не было с теми лисами.

– Но что ей нужно от меня? – спросила я.

Мне было наплевать на правила Сиффрина – «то не спрашивай, об этом не говори»… Те лисы могли убить меня. И я имела право знать почему.

Сиффрин заговорил, и в его голосе уже не слышалось прежней надменности:

– Я не уверен. Карка, возможно, гоняется за Пайри. Может, к тебе это не имеет никакого отношения. И она выслеживает тебя, чтобы найти его.

Я ощетинилась:

– Все имеет ко мне отношение! Пайри – мой брат!

Сиффрин устало посмотрел на меня:

– Или она использует тебя, чтобы найти его, как пытался и я. Или… – Он нахмурился. – Ты родилась очень рано, задолго до времени малинты. Странно видеть детеныша до того, как появились первые почки на деревьях. Я о таком никогда и не слышал.

Он затих, его бронзовые глаза стали задумчивыми, он обернул вокруг себя пушистый рыжий хвост.

– Или что? – подтолкнула его я.

Веки Сиффрина опустились, он издал протяжный вздох. Его голова слегка скатилась набок, устраиваясь на передних лапах. Через мгновение он уже спал, и его грудь беззвучно вздымалась и опадала.

Мне ужасно хотелось знать, что случилось с Пайри и почему те лисы искали его. Я подумала было разбудить Сиффрина, но он, похоже, так устал, что я просто не осмелилась. Мое тело тоже ныло от сильного утомления. Видя, как он мирно спит, я зевнула. Прошла вдоль стены норы под свисающей сверху паутиной, мимо кучи старых одежек для лап бесшерстных. Я даже рассеянно куснула одну из них, некоторое время наблюдая за Сиффрином. Каковы бы ни были тому причины, но он спас мою жизнь и даже пострадал при этом – только я не понимала, как именно. Значит, в конце концов, он не так уж плох. И все же, пока я пристально смотрела на красивого молодого лиса, в моей голове звучал назойливый голос, предупреждая об осторожности. Кто такие Старейшины? Что всем им нужно от Пайри?

Почему у этого лиса так много тайн?

Он сказал, что к рассвету будет в полном порядке. Но когда над Большой Путаницей поднялся рассвет, Сиффрин все так же лежал, свернувшись клубком, и его грудь мерно вздымалась. Он продолжал спать и тогда, когда воздух наполнился грохотом манглеров. Он не шевельнулся, когда запели птицы, когда над дорогой смерти завыли сирены.

И даже когда стал слышен стук и лай бесшерстных в их ближайших норах, Сиффрин не проснулся.

И только с приходом сумерек веки Сиффрина вздрогнули и он вытянул длинные лапы. Оглядевшись вокруг, он нашел меня, наблюдавшую за ним с другой стороны деревянной норы. Потом он посмотрел на открытую дверь и удивленно спросил:

– Я что, проспал весь день?

Я повернула уши вперед:

– Должно быть, лисье искусство очень утомляет.

Сиффрин выглядел таким мирным, что я не захотела его будить. Во сне напряжение ушло с его морды, она расслабилась.

Я завидовала его покою. Как только Большая Путаница засуетилась, я тоже попыталась заснуть, но каждый раз, закрывая глаза, я видела огромную бесшерстную с птичьими крыльями, стоявшую в центре большого каменного двора, – ту самую, которую уже видела во сне. Я чувствовала, как меня тянет к ней, как я смотрю на ее развернутые крылья. Приблизившись, я поняла, что она вырезана из камня. Она смотрела на меня круглыми неживыми глазами…

Мне не нравилось вспоминать крылатую бесшерстную. От этого у меня по спине и бокам пробегал холодок.

«Глупый лисенок, – сердито думала я, – почему ты боишься какой-то приснившейся бесшерстной?» Но те сны оставили во мне странную растерянность. Было что-то в том, как она притягивала меня к себе, хотя все мои инстинкты требовали бежать.

Сиффрин тихонько рыкнул и поднялся на лапы, вытягивая каждую по очереди. Потом он энергично встряхнулся. Когда его блестящая рыжая шерсть улеглась, он осмотрел свои лапы и бока.

– Ну, так-то лучше. – Он снова посмотрел на меня. – Лисье искусство не всегда так выматывает, но в нем есть свои опасности. А того, что я вытворял прошлой ночью с истаиванием, я никогда не делал прежде… я и не знал, что такое возможно. И это потребовало огромного сосредоточения. – Он быстро поднял переднюю лапу и хлопнул себя по губам. – Я ужасно голоден. Ты видела что-нибудь съедобное?