– Ты должен был находиться очень близко, чтобы все видеть.

– Я умею истаивать лучше, чем ты. – Глаза Сиффрина весело блеснули.

На меня это произвело впечатление, но я не собиралась поощрять самодовольного лиса.

– А то, как ты меняешь свой облик, – это тоже лисье искусство?

– Ва-аккир. – Он вытянул вперед элегантную черную переднюю лапу.

Я вдруг вспомнила о старой лисице, с которой столкнулась в прошлую ночь.

«Ты приходишь. Ты спрашиваешь о Пайри. Ты уходишь. Когда ты оставишь меня в покое?»

Старая лисица вела себя так, словно мы уже встречались с ней прежде. Может, и встречались…

– Ты и мне подражал, да? Ты расспрашивал о Пайри, как будто ты – его сестра!

– Раз или два, – ничуть не смутившись, ответил Сиффрин. – Я подумал, что это поможет мне найти его.

Я вспомнила о детеныше, появившемся из темноты под разбитым светящимся шаром.

– А потом я встретила тебя как… как моего двойника.

Сиффрин опустил глаза:

– Я такого не задумывал, но ты не оставила мне выбора.

– Это было… – Я пыталась найти слова, чтобы выразить ужас и гнев, которые я испытала, встретившись с самой собой.

Сиффрин завернул белый кончик хвоста прямо к своему носу.

– Те существа, которым подражают, никогда не встречаются со своими двойниками. Это опасно для двойника, на него могут напасть. Это… это очень тревожно – увидеть самого себя. Даже если ты не знаешь, что это ты, тебе становится не по себе.

Расстраивает? Все было намного хуже. Жуткая тошнота, ярость… я даже думать об этом не могла. Я могла его убить!

– Джана рассердится, если узнает, – признался Сиффрин. – Это противоречит лисьим знаниям – сталкиваться с тем, кого тебе пришлось копировать с помощью ва-аккира. Потому что это опасно, потому что это может вызвать особые чувства… Но ты ведь не пожелала понять. Мне необходимо было что-то такое, чтобы пробудить твой разум. – Он облизнул нос. – Я не понимал, как сильно это подействует. Полагаю, законы лисьего искусства возникли не просто так. И я не стану снова их нарушать.

Я смотрела на него во все глаза. Сиффрин знал, что появление моего двойника может причинить мне вред, но он все равно это сделал, чтобы настоять на своем. Гнев снова защекотал мне горло. Я готова была опять цапнуть его за хвост.

– Изменение внешности, – заговорила я. – Ты мне покажешь, как это делается? – Я села на задние лапы и посмотрела на него с надеждой.

– Это невозможно. Лисье искусство не для детенышей вроде тебя, а в особенности ва-аккир. Это может быть очень опасно: если лисица как-то пострадает в другом образе, она уже никогда не вернет себе прежнее тело. Чтобы изменять тело, лисица должна хорошо изучить того, кому подражает, изучить его движения и поведение. А это требует мудрости и зрелости.

Его взгляд дал мне понять, что как раз этого у меня и нет.

Я прижала уши:

– Ты знаешь, что случилось с моей семьей, куда они могли уйти?

Сиффрин поднял элегантную переднюю лапу и принялся умываться, говоря между делом:

– Мне об этом ничего не известно. Когда я пришел к вашей норе, та странная стая уже была там.

– А мои родные исчезли?

Сиффрин помедлил, поведя одним ухом.

– Да, – хрипло пробормотал он. – А теперь, если это все, нам надо немного отдохнуть.

Мой хвост опустился от разочарования. Потом я вспомнила его слова о том, что еще я должна спросить.

– Кто такие Старейшины?

– Это хранители лисьих знаний, мудрости и науки о лисьем искусстве. В Диких землях живут семь мудрейших лисиц.

– И что им нужно от Пайри?

Сиффрин вздохнул:

– Я уже говорил тебе…

– Но ты должен знать. Хотя бы догадываться. Разве ты не можешь просто…

– Тихо! – прошипел вдруг он.

Я напрягла челюсти, желая возразить. Я уже почти заговорила, но Сиффрин стремительно вскочил на лапы. Он бросил на меня взгляд, его уши настороженно повернулись. Я тоже вскочила, вытягивая шею. Трава едва слышно шелестела. Был ли это шорох чьих-то лап? Я прислушалась и принялась разбираться в звуках ночи.

Я почуяла не одно, а несколько живых существ. Я насчитала их три, четыре…

Охотничье геканье – особый прерывистый лисий крик – прорезало воздух. Я судорожно вздохнула, прижимаясь к неровной земле под кустом. Красивая морда Сиффрина выражала злобу, его губы оттянулись назад, шерсть на загривке поднялась.

Снова раздался голос, на расстоянии всего лишь хвоста от дальней стороны кустов.

– Так сказал наш Учитель! – кричал какой-то лис. – Детеныш должен быть найден!

В ответ пронзительно загекал целый хор лисьих голосов, и я задрожала. Может, нам пора бежать? Я оглянулась на Сиффрина.

Еле заметным движением головы он велел мне оставаться на месте.

Потом множество лап затопало вдоль кустов.

И раздался новый крик, так близко, как будто он звучал внутри меня:

– Я чую этого детеныша… этот детеныш здесь!

Сиффрин подкрался к краю пустого пространства в кустах. И дернул носом.

– Сюда! – одними губами произнес он.

Я поползла к нему.

Новый пронзительный крик прорезал ночь:

– Найдите этого детеныша!

У края кустов заскребли лапы. Кто-то приближался к нам. Сиффрин пополз в противоположном направлении.

– Держись рядом со мной, – шепнул он. – Мы должны их опередить.

Он бесшумно принюхался к воздуху под ветками. Я видела, как его красные бока бесшумно исчезли в листве. Вскоре остался один лишь белый кончик хвоста, да и тот ускользнул за ветки.

Я двинулась вслед за Сиффрином. За моей спиной послышалось рычание, и я, оглянувшись, увидела сквозь листву лисью голову. Морда лиса была темно-серой. Нос был длинным и тонким, а одно ухо порвано. Он бешено взглянул на меня с другой стороны пустого пространства своими темными глазами с красными обводами.

Морда лиса исказилась.

– Стой, где стоишь! – приказал он мне.

Сердце колотилось у меня в ушах, из горла вырвался жалобный звук. Лис уже полз сквозь ветки, протягивал ко мне черную лапу… Когти у него были обломанными и окровавленными. Шерсть выглядела грязной, кое-где даже с пролысинами, и на верхней части его передней лапы я увидела шрам, напоминавший смятую розу. Он был точно такой же, как у того лиса, что напал на мою нору вместе с одноглазой лисицей. Шрам врезался в его кожу темно-красными линиями.