На том знакомство и мероприятие по оглашению вводной и завершились.

Карелия, ж/д перегон Деревянка — Петрозаводск, 24 августа, ср.

Согласно расписанию «658-й нескорый» прибывал в Петрозаводск в 6:40.

Ровно в шесть утра, в соответствии с предварительной договоренностью, в дверь СВ-купе деликатно поскребся вышколенный проводник и, пожелав ВИП-пассажирам «доброго утра», осведомился, подавать ли чай. На что получил от мрачного, невыспавшегося по причине лютого брюнетовского храпа Купцова ответ утвердительный: «Да, с лимоном».

Сам господин олигарх соизволили окончательно проснуться лишь к тому моменту, когда Леонид успел опустошить один стакан и приступить ко второму. Виктор Альбертович спустил свои могучие, густо покрытые шерстью ноги на стерильно вычищенный коврик, смачно, во всю пасть зевнул и, глянув в окно, благодушно промурлыкал:

— Долго будет Карелия сниться. Будет сниться с этих пор… Трам-пам-пам твои ресницы и чего-то там озёр… Ты чего такой смурной, Леонид Николаич? Как спалось?

— Замечательно, — деликатно буркнул Купцов.

— И мне тоже — отменно. Вообще, люблю поезда. Правда, в последние годы всё сплошь самолетами да «Сапсанами» передвигаться приходится.

— А «Сапсан» что, не поезд?

— Не-а, «Сапсан» — это все равно, что самолет на колесах. Сидишь как баран четыре часа кряду, немеешь телом и конечностями и пялишься в айпад… А я люблю так, чтобы на полочке растянуться, коньячку на два пальчика, больше и не нужно, плеснуть и, потягивая дринки, в окошко смотреть. А там, за окошком, такое кино крутЮт — куды всем этим «нейшенелам жеографикам»! — Брюнет мечтательно закатил глаза, но тут же скосился на Купцова и ревниво вопросил: — О! Не понял? А мой чай где? Чё за фигня?!

Он толкнул дверь купе и ухнул в коридор:

— Проводник! Два стакана Чайковского в студию! С лимоном!

— Сей момент, Виктор Альбертович! Уже несу! — раздалось в ответ лебезивое.

Экранчик лежащего на столике мобильного телефона Купцова загорелся синим, высветив значок конвертика. Леонид развернул текст сообщения.

— От Влада эсэмэска пришла. Они уже в Петрозаводске, на привокзальной площади. Пишет, что трасса — полное дерьмо. Чуть подвеску в твоей «вольве» не угробили.

— Я им угроблю! — для порядку проворчал Брюнет, принимая из рук тенью мелькнувшего проводника затребованного «чайковского». — Отпиши ему, будь ласка, чтобы, пока время есть, на заправку проскочили и полный бак залили. Нам сегодня много кататься придется… Кстати, тебе, Леонид Николаевич, доводилось в Петрозаводске раньше бывать?

— Нет, не сложилось. Хотя у меня здесь очень хороший знакомый живет, Коля Егоров. Вместе на юрфаке учились. Сколько раз меня зазывал: на рыбалку, на охоту, да хоть бы просто повидаться — и все не срасталось.

— Рыбалка здесь — будьте-нате! — авторитетно подтвердил Брюнет. — Да и охота тоже. Помню, пару лет назад мы с Нелидовым на вертолете в такую глухомань забрались — даже жутко сделалось. Так вот зверье там — совершенно отмороженное. В смысле непуганое. Его и стрелять-то неинтересно. Именно что не стреляешь, а расстреливаешь.

— Погоди! Говоришь, с Нелидовым? Это который?..

— Ну да, губер местный. Я его еще по Ленобласти неплохо знаю. Когда он с «тамбовскими»… Э-э-э-э… Короче, много там всяких военно-морских историй было, — явно опасаясь сболтнуть лишнее, Виктор Альбертович скомкал тему и отмотал диалог на пару фраз назад: — А твой приятель петрозаводский, он чем на жизнь зарабатывает?

— Замначальника районного отдела милиции.

— Не милиции, а полиции, — ухмыльнувшись, поправил Брюнет. — Что, так и не успел привыкнуть к новому названию?

— Нет, в мозгу пока не прижилось. Наверное, потому, что всю сознательную жизнь прожил с названием «милиция». Хотя то, что у нас именовалось «милицией», и не вполне соответствовало этимологии слова.

— Чему не соответствовало? А впрочем, неважно. Вот лично мне, Николаич, абсолютно по фиг: пусть они хоть как обзываются, хоть конными водолазами — лишь бы толк был. А вот как раз с «толком» покамест все не шибко кошерно.

— Согласен. Я тоже считаю, что совершенно неважно как прозываться, — кивнул Купцов. — Менты или копы? Да какая разница! Не сочти за пафос, но по мне так главное — чтобы совесть была у людей служивых. Осознание того, что они служат своему народу, Родине.

Виктор Альбертович барственно сложил руки на груди и сказал дружелюбно, безо всякого намека на сарказм:

— Что-то я в последние дни слишком часто слышу это, редкое по нынешним временам, слово.

— Какое именно? Родина?

— Совесть. А вот скажи мне, Леонид Николаевич, откуда ей взяться, совести-то? Если, допустим, ее у ментов не было раньше, откуда она теперь возьмется?

Купцов на секунду задумался и со спокойной рассудительностью ответил:

— На самом деле, Виктор, всё не так уж критично. Далеко не у всех сотрудников плохо с совестью. Лично я знаком с достаточно большим количеством людей из нашей системы: с кем-то по-прежнему дружу, с кем-то просто поддерживаю отношения. Так вот: все они — вполне нормальные, совестливые люди. И настоящие профессионалы. Да, порой они могут позволить себе нарушение дисциплины, могут позволить «где-то, чего-то, как-то». Но! Это «чего-то и как-то» никогда не выходило за рамки. Те, за которыми кончается порядочность и начинается нечто противоположное.

— Узнаю, узнаю брата Колю, — рассмеялся Брюнет. — Сейчас ты, возможно сам того не замечая, невольно обрисовал портрет нашего общего друга Борисыча.

— Разве? Ну может быть. Может, ты и прав… К слову, Виктор, я давно хотел тебя спросить, да все подходящий момент не подворачивался.

— Спроси, коли хотел.

— Что там за история у тебя в 2006 году приключилась? По Главку разные слухи тогда ходили. Но я, признаться, так толком и не понял: в чем трагедь и кто кого завиноватил? Вроде как даже Димка в ней каким-то боком поучаствовал?

Виктор Альбертович помрачнел лицом, отвернулся к окошку и некоторое время молчал. Затем допил остывший чай, заглотил лимонную дольку и, глухо откашлявшись, попросил:

— Знаешь, Леонид Николаич, давай мы за эту тему другим разом погутарим? Потому как врать мне тебе не хочется, а к душевному стриптизу я сейчас… хм… немного не готов. Тем более что история эта длинная. А у нас до прибытия осталось, — Брюнет скосил глаза на дорогущий «Лонжин», — минут пятнадцать. Надо бы еще морду лица умыть.

С этими словами Брюнет поднялся, снял с багажной полки сумку и принялся рыться в поисках заботливо собранных супругой банно-бритвеных принадлежностей.

Тверь, 24 августа, ср.

— …Па-адъем, станичники! — провожая глазами мелькнувший по правому борту «фердинанда» указатель «Тверь. 12 км», зычно прокричал сидящий за штурвалом Зеленков. — До финиша автопробега осталась последняя дюжина.