«Министерство лесной промышленности

№ 117

Главному управлению милиции

На ваш запрос сообщаем, что бухгалтер И.М. Ларичев приступил к ревизии финансовой отчётности Главного экспортно-импортного управления министерства в начале мая с. г. По документам итоговый баланс по бюджету фирмы „Донатор“ не сошёлся на сумму в триста тысяч рублей. Упомянутое несоответствие проходит по сектору, находящемуся в ведении бухгалтера П.С. Рубцова. Гр. Ларичев испросил разрешения обсудить этот вопрос с вышеназванным бухгалтером с целью сообща выяснить причины несоответствия. Сообщаем также, что в делах П.С. Рубцова отсутствуют как раз те документы, которые могли бы прояснить картину.

Нач. финансового отдела.

Подпись»

* * *

— Значит, Ларичев приехал в пансионат, чтобы поговорить с Рубцовым о вскрывшейся недостаче. И, видимо, привёз с собой соответствующие документы, — вслух размышлял Буров. — Никакой ошибки в расчётах не было обнаружено, и Рубцов оказался припёртым к стенке. Ведь если бы речь шла просто об ошибке, он не испугался бы никаких обвинений. Не было бы и повода для убийства.

— Вы что же, считаете его настолько глупым? А что, если Ларичев уже говорил об этом с кем-нибудь? И потом… триста тысяч рублей — где эти деньги?

Буров предпочёл рассуждать от обратного. Это было не трудно, ибо виновность Рубцова казалась ему очевидной.

— Что, если Рубцов рассчитывал на дружбу с Ларичевым? Скажем, похитили другие, а он был просто невнимателен…

— У вас есть факты, которые изобличают Рубцова?

— Во-первых, мы нашли то, чего недоставало раньше, — повод для убийства. Ларичев обнаруживает недостачу: триста тысяч рублей — это солидный повод для убийства. Даже если Рубцов не похищал этой суммы и не был соучастником, патологическая боязнь разоблачения могла толкнуть его на отчаянный поступок.

— Значит, вы считаете, что если даже, предположим, убил он, его поступок свидетельствует об отчаянии, овладевшем им? — спросила Лера, внезапно погрустнев. — Так ли это? Не думаю.

— Да… это могло бы служить смягчающим обстоятельством.

Буров был убеждён, что, рассуждая от обратного, он сможет прийти к какому-либо правдоподобному заключению. Лера же, приняв обвинения Бурова за чистую монету, вспыхнула и молча посмотрела на напарника. В её взгляде промелькнула враждебность. Но Буров, как бы не замечая этого, продолжал:

— Сделав роковой шаг, Рубцов приходит в себя и понимает, что будет первым, на кого падёт подозрение. Тогда он берёт бумаги у Ларичева и, чтобы…

— Чтобы усилить подозрения, — с иронией подхватила девушка.

— Почему бы нет? — Буров сделал вид, что не понял иронии. — Охваченный паникой, он не мог себе представить, что этот шаг ещё больше затянет вокруг него кольцо расследования… Итак, он берёт бумаги…

— И стакан… — подсказала Лера тем же тоном.

— Возможно, и стакан… Не забывайте о второй половине газеты, найденной в его комнате.

— А зачем ему было брать стакан?

— Если, предположим, он клал туда ксенородон, на стакане могли остаться отпечатки его пальцев.

— А не проще было бы их стереть?

— Стакан без всяких отпечатков вызовет ещё больше подозрений. Если на стакане, найденном на месте преступления, не обнаружено следов, значит, кто-то своевременно позаботился о том, чтобы их устранить…

— Вы противоречите сами себе… Только что вы говорили, что Рубцов действовал как человек, охваченный паникой.

— И тем не менее я считаю, что стакан взял Рубцов.

— Значит, он взял его, чтобы потом бросить посреди двора на самом виду — на всеобщее обозрение. Невероятно!

— И всё же стакан был выброшен — это доказано. И отпечатки чьих пальцев на нём обнаружены? Ну-ка! Вам ведь это известно давно.

— Моего отца, — мрачно подтвердила Лера.

Буров вскочил и принялся шагать взад-вперёд по комнате. У него было чувство, что наличие отпечатков пальцев Рубцова на стакане только запутывало дело, вместо того чтобы прояснить. Он попытался упорядочить свои мысли.

— Отпечатки на стакане не могут принадлежать убийце, если таковой существовал, — наконец выдавил он. — Это невозможно, особенно если предположить, что убийцей был Рубцов.

— Почему? — удивилась Лера.

— Вот послушайте. Если убийца, назовём его так, выбросил стакан, значит, он знал, что на стакане остались отпечатки его пальцев. Следовательно, первым делом он должен был бы стереть их. После этой операции ему не нужно было даже далеко ходить, достаточно было бросить стакан у нас под самым носом. Он мог бы с таким же успехом оставить стакан на своём месте в комнате Ларичева, а мог и уничтожить совсем. У него для этого было достаточно времени с трёх часов ночи — то есть установленного момента смерти Ларичева. Даже если, предположим, у него не было времени, всё равно он ни за что так не оставил бы свои собственные отпечатки пальцев. Наличие же таковых наталкивает на две гипотезы: первая — кто-то знал, что на стакане есть отпечатки пальцев Рубцова, и был заинтересован в том, чтобы подбросить их нам, чтобы мы обвинили того, кому они принадлежат. В этом случае тот, кому они принадлежат, не является убийцей. Некий Икс плетёт вокруг него паутину… Вы понимаете меня?

Лера слушала затаив дыхание.

— Вторая гипотеза сложнее. Простите, что я повторяюсь, но нужно точно оговорить условия: будем исходить из предположения, что убийца существовал. Отпечатки могут принадлежать и убийце, но в этом случае мы имеем дело с искусным преступником, который долго вынашивал это преступление и сумел продумать все возможные варианты своей защиты. Он нарочно сохранил отпечатки пальцев на стакане, чтобы следствие пришло к тому же выводу, к которому мы с вами только что пришли: убийца не настолько глуп и, следовательно, хочет бросить тень на невиновного. Но этим преступником, я думаю, не мог быть Рубцов. Нужно признать, что человек, терзаемый навязчивой идеей, в состоянии задумать и осуществить совершенное убийство. Но для этого нужно время. А Рубцову, даже если предположить, что у него были причины желать смерти Ларичева, такой случай представился неожиданно, и времени для разработки столь дьявольски хитрого плана у него не было. Нужно учесть и то, что они практически всё время были вместе. И опять же Рубцов не похож на человека, действующего трезво. Он в панике.

— Да… если судить по его ответам, — согласилась Лера.

— Значит, если Рубцов выбросил стакан, зная, что на нём его отпечатки пальцев, убийца не он. Можно предположить, конечно, что при таком диком стечении обстоятельств он чувствует, что его могут обвинить, и знает, что на стакане его отпечатки. И когда все улики сходятся к нему, он в панике выбрасывает стакан, забыв их стереть. Таким образом, если исключить гипотезу существования некоего ловкого преступника, который всё это мастерски инсценировал, чтобы запутать расследование, остаётся гипотеза несчастного случая. Нелепой случайности, повлёкшей за собой смерть Ларичева и поставившей под удар людей, которые его окружали.